Владимир Апарин - По следу малахитовой внучки

– Ты! – обмерев от догадки, проговорил я.

– Я, – шепнули мне в ухо тёплые губы и отпустили меня, но я не успел обернуться, маленькая ножка будущей дочи пнула меня по почкам. И это был самый счастливый пинок в моей жизни. Старушка Ба и Августа Яковлевна весело хихикали, а я от волнения забыл с ними поздороваться и, уткнувшись лицом в волосы моей Леночки, не верил в происходящее. И только повторял: – Как?

– Ну успокойся, мил внук. Разве бабушки бросают в беде своих внучат?

Старушки окружили нас, стоящих с Леночкой и гладили своими ладошками по спинам.

– Как же так? —посмотрел я в любимые глаза.

– Лучше не спрашивай, всё равно ничего не помню, – огненно покраснела до кончиков ушей моё черноволосое чудо.

Мы все уселись на лавочку и смотрели на Енисей на очередное усилие очередного теплохода, сделавшего громадную дугу против течения чтобы пришвартоваться. У него получилось. Все вздохнули, а я сходил в киоск за Красноярским пломбиром, ещё одной причиной влюбиться в этот город. Потом я сводил мой маленький отрядик в буфет Речного вокзала поесть, а затем повёз в общежитие. В то время по городу разъезжали громадные и неповоротливые Лиазы, одним достоинством которых была вместимость до двух рот солдат, вторым – посадочные места у заднего входа. На них пассажир были повёрнуты к салону тылом и находились в своём уютном мирке перед огромным окном, украшенным компостером.

Мы с Леночкой сидели, прижавшись и ощущали тепло друг друга, и совсем не смотрели в окно. Нас окликнули наши старушки, собравшиеся на выход. Оказывается, они, разыскивая меня, уже были в общежитии и узнали остановку автобуса. Надо сказать, что в каждом общежитии Советского Союза существовало такое существо, которое всё знало и от которого всё зависело. Оно было поименовано грозным званием коменданта. В общем, общежитие – это миниатюрная моделька нашей Родины и, если лидер этой модельки был умный, то и жизнь в общежитии, как и в стране, была прекрасной. Ну у кого бы возникла в голове хоть бы мысль поставить «пятнистого» комендантом хоть какого-нибудь общежития? Явный абсурд! А вот президентом большой страны, пожалуйста! Нет! Вы проверьте мою идею, представьте Ельцина комендантом? То-то же. И вообще все со мной согласятся: комендантом должна быть женщина. Нашу звали Татьяна Фёдоровна Лискова и она в тот день встретила нас в фойе за стойкой дежурного. Видимо подменяла кого-то, ей это было не трудно. Комната Татьяны Фёдоровны дверью выходила как раз тоже в фойе. Она посмотрела на нашу компанию поверх очков и вдруг улыбнулась.

– А, Миша, нашла тебя твоя бабушка. Значит я ей правильно объяснила.

– Всё правильно, нам и искать не пришлось, – как старой знакомой ответила моя Ба.

– А я говорю, что ты всё один да один. Ну бабушка твоя и уговорила показать, где ты бываешь по выходным.

Это было новостью. Ну хоть в миллионике то человек может побыть один?! У нас в России видимо нет. Я удивился.

– Да ты не удивляйся, Миша. Наша соседка Люська Крылова в буфете Речпорта работает. Ты у неё обедаешь по воскресеньям.

– Понятно, – отозвался я.

– Ну и где ты всех своих гостей разместишь? Подумал?

Мать честная! У меня же ничего нет лишнего. Один стол, один стул, один стакан, ложка, вилка и сковородка. Я в ней иногда даже суп варил. Быстрого приготовления, Гомельской фабрики пищевых продуктов.

– Ну вот всё за вас должна Фёдоровна думать, – посмотрела вновь через очки на меня комендантша, – куда бы выделись, если бы не комендант.

И она выложила передо мной ключ от комнаты отдыха.

– Возьми стулья, а то гостей и усадить будет некуда. После вернёшь и ключи, и стулья.

Она положила второй с бирочкой заветной. Я его узнал, он висел на почётном месте, в ящике под стеклом.

– Вот ключ от гостевой, пусть бабушки в ней пока поживут, там две кровати. Спать то им где-то надо.

Я был счастлив. Вот это комендант! Я понимаю.

Весь вечер я суетился, обустраивая как-то моё холостяцкое жильё. Мне было стыдно, что я так расклеился в своё время и не обустроил его за эти два месяца. И всякий раз, влетая в комнату, я видел на моей кровати лежащее моё беременное чудо, накрывшее ноги курткой. Пледа тоже не было. Как же мне хотелось тоже туда, на кровать. Но Августа Яковлевна с Верой Фёдоровной, как сговорились, гоняли меня немилосердно. Я уже побывал во всех ближайших магазинах и у меня в комнате появилась новенькая посуда, настольная лампа, свежие полотенца, какие-то вёдра, половики, две кастрюли, тазик. Купленные мною шторы, они повесили на входе. Наконец измученный я был посажен за стол. И грянул пир! Стол ломился от привезённого. Надо сказать, что перед этим я внёс в комнату четырнадцать багажных мест! Знай наших! Они привезли, наверное, тонну продуктов и вещей. Как только они это дотащили… Распивать деревенской настойки мы позвали комендантшу, чем её очень обрадовали и доставили приятность. Гости наши разгулялись, разговорились. В другое время я очень люблю такие посиделки, за которыми женщины ведут бесконечные разговоры да такие интересные, что не оторваться. Но на меня смотрели любовные глаза, они тянули к себе, всё понимали, но ничего не могли поделать.

Я думаю, что эти взрослые женщины специально так разгулялись, они то как раз всё понимали, затягивали банкет, чтобы мы посильнее устали, выбились из сил и, оставшись одни, не наделали глупостей. Ведь моя радость была беременная, а мы могли от радости про это забыть.

В общем наша радостная мука кончилась далеко за полночь. И Ба, забрав свои спальные вещи и тюбики, отправилась в гостевую комнату, пригрозив мне пальцем.

Едва закрылась дверь, мы с визгом впились друг в друга и начала рвать одежду, правда на этом всё и закончилось. Возмущённая доча через Леночкин животик напинала меня по печени и включила папе заднюю передачу. А милая от этого попросила срочно тазик. Началась интоксикация. Но мы всё равно были счастливые и прижимались друг к другу. И это было волшебно и невыносимо, во всяком случае для меня…

– Где ты был всё это время? – прижалась ко мне комочком Леночка.

Вот тебе на… Это я где был?! Но разбираться с этим вопросом не хотелось. Хотелось другого…

– Тебя ждал. Когда ты меня найдёшь.

– Ничего не помню. Просто обрезало. Помню за платьем ходили, долго его мерила. Вроде как не нравился плиссированный пояс и эти аппликации, – грустно вздохнула Леночка.

– Ну я то этого ничего не видел, – произнёс я, вспоминая события четырёхмесячной давности. Меня оставили тогда сидеть в общем зале с зеркалами, кушетками, журналами и другими терпеливыми счастливчиками.

– Ты же тогда вышла довольная со свёртком, – задумался я, – я заплатил, а перчатки ты выбрала прямо в зале у кассы.