Кирилл Берендеев - Отряд Нандо Бругейры

– Моя очередь? Или просто узнать про расстрелы хотите?

– Я свое слово сказал, мне идти некуда и незачем, – произнес Микель. – И Арндт это лучше других это знает.

– Ну да. Вы ж с ним только и общались.

– Мы не общались, – почему-то проговорил Айгер. – Мы молчали.

– В смысле? – не понял Чавито.

– Вот именно так. Нам приятней было не говорить, а наслаждаться обществом друг друга. Молча сидеть и размышлять. Каждый о своем, но в то же время, вместе.

– Айгнер, я думал, хоть ты нормальный, но…. Ладно, я ничего не понял, остальные боюсь, тоже, – произнес студент. – Слушаем тебя, все остальные высказались, – он оглядел товарищей и выразительно повернулся к Арндту. – Тем более, тебе есть чего сказать, ведь, мы ничего толком от тебя не услышали.

Немец кивнул.

– Прежде всего, отвечу: я не расстреливал. Кажется, это самое важное, что от меня хотели бы услышать. То есть, мне, как это говорилось, доверили ответственное задание, еще когда мы уходили из Таррагоны. Нужно было найти виноватых в очередном проигрыше, подстрекателей, паникеров, отщепенцев. Нашли, как всегда. Доверили мне, как самому опытному, проверенному товарищу. Но я отказался. Дезертировал, как многие, кому пришлось не по душе все, что происходило в республике, после подавления мятежа в Барселоне.

– А почему вернулся? – удивленно вскинув брови, спросил Нандо.

– Я дезертировал из батальона, а не из страны. Некоторое время да, решал, перебираться ли через границу, но…. Потом понял, что деваться мне некуда. Вернулся в Барселону, а потом, когда бои пришли в город, встретил вас. Вот так мы и встретились.

– Погоди, Арндт, может про то, как было, расскажешь подробнее? А то я перестаю успевать за тобой.

– Как скажешь, Нандо. В самом деле, я мало чего о себе рассказывал, вы, не особо спрашивая, некоторое время и вовсе считали меня чуть ли не предателем.

– Было дело, – кивнул Лулу. – Нандо больно строго к тебе отнесся, поначалу устроил форменный допрос, очень ему не понравилось, что ты непонятно, откуда взялся, да так хорошо на испанском говоришь.

– Я сам виноват, что не стал рассказывать всего. Но тогда вы бы мне точно не поверили. Или мне так казалось… не знаю. Исправлюсь. Я приехал в Испанию в тридцать третьем. До этого…

– Постой, после поджога берлинского рейхстага, я правильно вспоминаю? – спросил уже Пистолеро.

– Именно, друг. Сразу после. Я не говорил, но в Германии человеку с моими убеждениями стало трудно жить еще в конце двадцатых. После провалов наших переворотов в Баварии, в Руре… да много где, компартию посчитали заразой, которую надо выкорчевывать. А когда рейхсканцлером стал Гитлер, он решил проблему кардинальным образом. Поджог рейхстага, не знаю, кто его совершил, оказался ему очень кстати: сразу же начались аресты и расстрелы. Народу понравилось, как канцлер расправляется с коммунистической заразой, он потребовал еще. Я поспешил перебраться туда, где мне казалось, все сложится иначе.

И в Германии могло сложиться иначе. Друг другу противостояли две ультралевые партии: Тельмана и Гитлера. Обе не стеснялись в способах борьбы за власть, обе ненавидели друг друга достаточно сильно, чтоб использовать крайние меры. Айгнер, будучи еще школяром, не раз выходил на встречи с национал-социалистами, которые всегда заканчивались одним – побоищем. И неважно, где это было, в Берлине, Мюнхене, Дюссельдорфе или Кельне, суть противостояний не менялась. Методы тоже. Но только Тельман опирался на низшие слои общества, пролетариат, а вот его главный противник взывал ко всем. И получал поддержку как властей, так и плебса, в равной степени. Идея высшего предназначения одной нации оказалась куда популярней всемирной революции и равенства.

– Ты рассказывал, что укрывался в Швейцарии. Зачем? – продолжал спрашивать Пистолеро. В ответ Айгнер только плечами пожал.

– Каюсь. Сам не знаю, почему не решился сказать. Я переехал в Испанию, так получилось, что сразу по приезду познакомился с одной женщиной, которая увезла меня в Толедо. Там мы прожили вместе четыре года. Детей не случилось: я был еще молод, а она, наверное, слишком следила за собой; но в любом случае, мы прожили это время счастливыми. Потом все кончилось банально – скандалом и разводом. В стране уже начинались волнения, но до поры, до времени, мы не обращали на это внимания. Когда разразилась гражданская… и ее начало тоже пропустили. А вот ее связи на стороне, они мимо не прошли. – Арндт покивал коротко. Пожал плечами. – Как-то быстро завершилось наше счастье. Незадолго до разрыва, она предлагала уехать в Лондон, у нее отец работал в Британии, имел хорошие связи. Устроила бы меня на пристойную должность. Хотя я особо ничего не умел, только с ней получил и настоящую, а не по партийной части, работу и своего рода независимость. Она могла себе это позволить. Да, моя любовь происходила из богатой семьи. А я, коммунист, я, – новый смешок, – вовсе не обращал на это внимания.

– После развода ты сразу отправился в интербригаду? – спросил Ланда.

– Почти сразу. Не мог сидеть, сложа руки. Да и прошлое, оно ведь так и не отпустило. А тут нахлынуло с новой силой. Я не мог не поддаться. Ведь воевать приходилось с теми же. Разве можно было остаться в стороне?

– Ты кого-то узнал?

– Нет, конечно. Сюда из вермахта приезжала одна пацанва, пострелять, пообтереться, почувствовать войну. Недаром же потом Германия начала так активничать во внешней политике. Сперва аншлюс Австрии, потом Судеты, потом Чехия.

– А к нам как попал? – уже Чавито. – Случаем или нет? Ты ведь так толком и не объяснил, что это была за прогулка.

– Я Нандо узнал. Вернее, – Айгнер помолчал немного, будто нагнетая тишину, – не его, я с вашим батальоном почти не пересекался. Только при битве за Арагон. Там я познакомился с Солером.

– Ты знал его? – удивленно пробормотал Бругейра, резко подняв лампу на уровень глаз, будто проверяя реакцию Арндта. Немец выдержал пристальный взгляд командира – как он делал это десятки раз и прежде.

– Он к вам от нас пришел. Его батальон расформировали после сражения, кого-то отправили в первый, кого-то в ваш, в вашу бригаду. Очень большие потери.

– Это я помню, – нервно произнес Нандо. – Дальше про Жоана что? Ты хорошо его знал?

– Нет, шапочное знакомство, я же говорю. Так получилось, что наши позиции рядом оказались. Вот и переговаривались в окопах, в минуты затишья.

– Странно, что ты с кем-то переговаривался, – вдруг произнес Чавито. Нандо шикнул на него. Короткая пауза.

– Солер любил рассказывать о Барселоне. Когда я сюда попал, будто ходил по знакомому городу, больше того, у меня появилось что-то вроде ложной памяти.

– Дежа вю, – подсказал студент. Айгнер кивнул.