Ингер Фриманссон - Доброй ночи, любовь моя

Никого из них больше нет в живых. Только Флора.

Молочный суп. Что еще в нее можно запихнуть? У кого есть время сидеть и ждать, пока она проглотит то, что нужно жевать? От слизистого солоноватого привкуса ее тошнило. Она забулькала, но нашла в себе силы и проглотила.

Белые брюки разговаривали с приятельницей постарше.

– Представь, если бы надели на них прорезиненные комбинезоны и усадили бы их на сноуборды. Или на санки. Тогда мы могли бы их таскать по всей округе, им бы это понравилось, как думаешь?

– А нам бы не понравилось.

– Да ну, Инга-Мария, не будь такой занудой. Нужно оставаться в душе ребенком.

– Вот именно. Вот ты и оставайся! Только нам не показывай!

Молодая вытерла Флоре подбородок.

– Флора, правда, весело бы было? Ты же каталась на санках, когда была маленькая? Весело ведь было, ты ведь не забыла? Знаешь, Инга-Мария, вообще-то можно немного вернуть их к жизни, если помочь им вспомнить кое-что из прошлого. Я про это читала, так оно и есть.

С каким бы удовольствием она сейчас раскашлялась, чтобы молочный суп фонтаном извергся из глотки, чтобы кашель и разлетающаяся во все стороны слизь положили конец этому завтраку на траве. Но ничего такого не случилось. Она глотала, послушно и старательно.

За день до Ивана Купалы Свен спросил, не могла бы она переехать обратно в Хэссельбю, на этот раз в его дом, и стать там матерью для его дочери, а для него женой. Он спросил именно в этом порядке: матерью моей дочери и моей женой.

Вечер был мягкий и красивый. Они поужинали в ресторане, а теперь шли по улице Святого Эрика, теплый ветерок обдувал ей руки и шею. Она ощутила такую радость, что остановилась посреди тротуара и обняла его.

Затем она вспомнила про ребенка.

– Она привыкнет, – сказал Свен. – Наконец-то в ее жизни появится что-то постоянное. Дай ей немного времени, она полюбит тебя так же, как я.

Вскоре они поженились. Флора всегда мечтала о торжественном венчании в церкви, но понимала, что это покажется неуместным, слишком мало времени прошло после смерти жены-француженки. Поэтому все произошло очень просто. Зато ей удалось добиться, чтобы они поехали в свадебное путешествие в Лондон. Она всю жизнь мечтала туда съездить.

Гостиница находилась на небольшой улочке недалеко от Оксфорд-стрит, Флора забыла, как она называлась. Свен водил ее по театрам, он много раз бывал в Лондоне, так как здесь располагался один из филиалов концерна «Санди». Они вместе нанесли туда визит, их провели по всему ультрасовременному производству. Флоре пригодилось знание английского, она все помнила, оказалось, что язык спал в ней, ожидая, когда пригодится. Она заметила, что это произвело впечатление на Свена.

Но однажды случилось неожиданное – она как раз одевалась, чтобы пойти в Альберт-Холл, ей хотелось увидеть и испытать то, о чем она столько читала и слышала.

Это был третий день их путешествия. В дверь постучали.

На пороге стоял посыльный. От родителей Свена пришла телеграмма. Срочная. Про девочку. Девочка заболела.

На следующее утро они уехали домой. Свен хотел лететь уже вечером, но не было билетов на самолет. В самолете он был молчалив и рассеян, она видела, что он страдает, корит себя за то, что оставил девочку, заново переживает потерю ее матери.

С девочкой, конечно, ничего серьезного не стряслось. Всего лишь поднялась температура. Правда, поднялась она выше сорока, поэтому мать Свена решила, что лучше известить сына.

Разве не у всех детей бывает температура? На то они и дети.

Она больше не работала на фирме. Ночами она лежала рядом со Свеном. Лежала и слушала, как он легко посапывает, и пыталась забыть, что по другую сторону стены спит ребенок. У нее будет свой малыш, он станет расти в ней, сделает ее настоящей матерью.

Ему не придется раскаяться, что он взял ее в жены. Она будет красивой элегантной женой, будет угощать его коллег по бизнесу вкуснейшими обедами. Она станет беседовать с ними по-английски, а они станут изумляться: What a beautiful and talented young wife you have got, Mr Dalvik [3].

Она и девочка. Они одни в доме. Свен уехал на работу. После завтрака Жюстина вышла из-за стола, не съев ни крошки.

– Она же должна есть, – прошептала Флора. – Ты же видишь, какая она худая, недокормленная. Дети должны получать пищу, чтобы расти.

– Она будет есть. Дай ей только немного времени, имей терпение.

Флора стояла у окна в кухне, смотрела, как он садится в машину, он поднял руку и помахал ей, послал воздушный поцелуй. Вечная классическая картинка.

Ее охватило желание позвать его, крикнуть: возьми меня с собой, я с тобой хочу. Я с тобой хочу быть, а не с ребенком.

Она осталась в доме. Помыла посуду после завтрака, потом пошла наверх убрать постель. Девочка лежала в кровати Свена. Она завернулась в его одеяло и уткнула голову в подушку.

Флора села около нее.

– Жюстина, – медленно произнесла она. – Давай с тобой дружить. Я хочу быть твоей подружкой, а ты хочешь быть моей?

Девочка не отвечала. Тут до Флоры дошло, что та почти и не слышала, как она говорит.

Она положила руку на одеяло. Худенькое тело дернулось.

– Я пришла сюда, чтобы стать твоей мамой, – продолжала Флора, голос ее зазвучал громче. – Хватит меня не замечать. Я вежливо прошу тебя со мной подружиться. Ты должна отвечать, глядя на меня.

Девчонка выскочила из постели, скользнула мимо Флоры на пол, точно юркий опасный зверек. Остановилась в дверях, острое личико обернулось.

– Ты не моя мама, шлюха ты проклятая, вот ты кто!

Она не разозлилась. Закрылась в ванной. Стояла у зеркала и плакала. Ребенок довел ее до слез. Ребенок Свена. Но он об этом никогда не узнает.

– Просыпайся, уже день, нечего спать в кресле. Надо встать и сесть в кресло, так ведь лучше будет?

Белые брюки. Сидя в оранжево-желтом кресле, она наблюдала, как они перестилают постель, шваброй возят под кроватью. Пыль там обычно собиралась в мелкие катышки.

Потом она поглядела на вторую кровать и увидела, что она пуста. Да. Та женщина умерла. Этой ли ночью, предыдущей ли, люди всегда умирают по ночам.

Они одели ее в розовый халат с большими белыми пуговицами. Розовое ей шло. Она накрасила ресницы, натянула через голову шуршащее розовое платье. Шуршание морской пены, шуршащие звуки музыки, он танцует как бог, мой муж. Она проплывает сквозь зеркальные залы, вниз по лестницам, широким точно проспекты.

– Это Мэрта, твоя новая соседка по комнате.

Сморщенное старушечье личико смотрит с подозрением.

– Надеюсь, вы подружитесь.

– Когда только одна может говорить, не поссоришься!

Вот они уже сидят, каждая со своей стороны стола.