Крис Хаслэм - Двенадцать шагов фанданго

Я стер тыльной стороной руки малейшие следы тревоги на лице и вернулся к Мэри улыбающимся.

— Можно попросить тебя об одной услуге?

— Спроси, — позволила она, устремив взгляд в телевизор.

— Можно мне остаться на ночь?

Мэри поерзала и наградила меня долгим чудным взглядом. Ей казалось, что она избавилась от меня, оценив мое побитое состояние, пусть разговор и возник непроизвольно, но я оставался здесь, в ее гостиной, и был более реальным, чем она полагала. Она улыбнулась улыбкой паука.

— Можешь остаться, но помни, тебе не придется лежать на тахте. Никаких забав, будешь отрабатывать ночлег.

— Справедливо, — согласился я. — Чего ты хочешь?

Она указала томно на пустую бутылку вина, валяющуюся на полу:

— Для начала тебе нужно подобрать это и принести нам другую бутылку. Где-то на кухне стаканы.

Я откупорил новую бутылку красного вина и нашел пару немытых, разных по емкости стаканов.

— У меня были ужасные дни, — пожаловался я, устроившись неудобно на стуле с жесткой спинкой.

Хозяйка кивнула, сосредоточив внимание на мужчине с кистью художника на плоскости телеэкрана.

— Не поверишь, что я пережил после того, как увидел тебя в заведении Дитера.

Мэри нахмурилась и подняла руку.

— Не окажешь мне услугу, утенок? Помолчи, черт возьми, пока я смотрю «Внутренний фронт».

Интересно, так ли она отвечала своему мужу, когда он говорил, что его день прошел плохо. Я налил вина, закурил сигарету и стал смотреть на женщину, старающуюся не замечать, как в моем горле усиливается кислотное жжение.

— Ты когда-нибудь видел «Внутренний фронт»? — спросила Мэри во время рекламной паузы. — Это очень хорошая передача. Если бы такие эксперты пришли сюда и осмотрели это место.

В наркотическом опьянении она позволяла себе нормальное поведение, всматриваясь в пригороды на экране и желая, как и я, чтобы следующий ход в игре был за ней. Большинство людей, насколько мне было известно, получало удовольствие от просмотров порнографии, Кровавая же Мэри предпочитала смотреть мыльные оперы и ток-шоу, и ясно почему. Магия телевидения позволяла Мэри увидеть страну, в которую ей не суждено вернуться. Она могла представить жизнь, отнятую у нее мужем, жизнь, с которой было покончено навсегда.

Сочувствие к ней, однако, нисколько не облегчало моего положения. Мэри почти созналась в том, что видела Жан-Марка, но вместо того, чтобы встать на мою сторону и заключить сделку, попыталась неуклюже скрыть это. Факты свидетельствовали о том, что Мэри выступала против меня в ситуации, когда на кону стояла моя жизнь, и это ставило меня в весьма затруднительное положение. Я был заинтересован в том, чтобы остаться на ночь в Ла-Мендиросе, не больше, чем увидеться с Бенуа, но важно было, чтобы Мэри полагала, будто я не спешу оставить ее дом. Ее ближайшие соседи, обвинявшие меня в дурном влиянии на их дочь, жили более чем на километр дальше, на расстоянии, которое Мэри могла пройти пешком за полчаса. Если бы я, не маскируясь, встал и сбежал на ее машине, вполне вероятно, что большой фургон ее соседей, преодолев брод мелководной реки и воспользовавшись заброшенными обходными путями, мог оказаться на перепутье в Матаморосе раньше меня. Поэтому было необходимо, чтобы мой отъезд произошел без свидетелей и как можно скорее.

— У тебя есть гашиш? — спросил я, когда человек на телеэкране вбивал в пол гвозди.

Мэри сжимала подушку.

— Нет, — сказала она отрывисто, уже погрузившись в решение дилеммы. Разум убеждал ее, что следует оставаться в трезвом уме, пока она не сдаст меня Жан-Марку за вознаграждение. Чувство же требовало вколоть новую дозу героина, но она не могла этого сделать, наблюдая за мной.

— А кокаин?

— Нет, ни черта нет, — пожаловалась она. — Мой чертов дилер оставил меня без всего. У меня есть только героин.

Я сделал вид, что обдумываю ее ответ, затем покачал головой:

— Не принимал героин уйму лет. Он валит меня с ног.

— И что же? — спросила Мэри, бросив интересоваться культурой пригородов. — Ты выглядишь так, словно нуждаешься в хорошей встряске. Немного героина окажет целебное влияние на твои раны, понимаешь?

Если бы я был надежно обездвижен, Мэри могла бы вознаградить себя новой дозой наркоты, к чему она стремилась.

Я потягивал свое вино.

— Попробую.

Она оживилась, представила, как бы обрадовался Жан-Марк, обнаружив своего заложника под мягким афганским покрывалом.

— Тогда вперед, — кивнула Мэри, прикрыв вздох облегчения снисходительной улыбкой. — Я приготовлю тебе дозу. — Она принялась за дело.

— Позволь мне, пожалуйста, — попросил я, вставая. — Сначала приготовлю одну дозу для тебя, другую — для себя. Так требует этикет.

Мэри была наркоманкой-самоучкой, ученицей зрелого возраста, и поэтому не ожидала этого. Она прикрыла упаковку одной рукой, шприц — другой.

— Вот что я тебе скажу, — быстро произнесла она, став ко мне спиной. — Я приготовлю свою дозу, ты — свою. О'кей?

Я нахмурился:

— Почему?

Она повернулась ко мне, глядя лучистыми глазами:

— А почему бы нет?

— Потому что это дурные манеры, — вздохнул я. — Это означает, что ты мне не доверяешь.

Она взглянула на меня, пытаясь прочесть мои мысли. Я посмотрел на нее, пытаясь их скрыть. Она пожала плечами. Это означало, что я победил.

— Ладно, — сказала она, — как тебе угодно.

Приготовление дозы женщине среднего возраста одновременно опасно и до удивления банально. Инструменты, которыми она пользовалась, были свободны от грязи и налета, характерных для приспособлений многих любителей наркоты, с которыми я встречался. А сопровождающая их аттестация термостойкости создавала ощущение, что я делаю смесь не более опасную, чем смесь джина и тоника. Я подвинул к себе скамейку и сел за кофейный столик вне поля зрения Мэри. Она разложила инструменты так, чтобы ими можно было легко воспользоваться: потускневшую ложку, упаковку, сделанную из тусклых страниц жесткого порнографического журнала, типографская краска которых угнетала как чрезмерно затертый амулет, нарезанный лимон. Ложка была согнута для удобства размешивания; пользуясь кончиком ножа для очистки кожуры, я спихнул грамм порошка в вазу. Понаблюдал за пятнистой коричневой горкой, внезапно и остро осознав, что жалкая жизнь Кровавой Мэри зависела от этой ложки, от кончика ножа, от мешочка в моих руках. Она примет все, что я ей предложу, питая, возможно, надежду, что мне удастся то, что оказалось ей не под силу. Я бросил взгляд на ее усталый профиль. Спутанные крашеные волосы лежали на подушке, как конские хвосты. Мэри смотрела в телевизор и ожидала подвоха. Эксперты «Внутреннего фронта» демонстрировали оригинальный проект хранилища, сделанного из ящиков для яиц, я же пытался припомнить, сколько героина понадобится для чрезмерной дозы. Мне требовалось уединение на короткое время, на одно-два мгновения, в течение которых я мог бы посоветоваться с собой, обратиться к своему здравомыслию.