Джеймс Гриппандо - Вне подозрений

— Я работаю давно и хорошо знаю людей, с которыми приходится иметь дело. И знаю, как они поступают, когда хотят нанести удар.

— Говори, да не заговаривайся, — буркнул Тео. — Удар удару рознь.

— Вы уж поверьте. Если б Джесси Мерил убили из-за мошенничества со страховкой, вы бы не обнаружили ее тело в ванной у Свайтеков. Вы бы вообще не нашли ее тело. Только, может быть, по частям.

Джек с Тео переглянулись с таким видом, точно ни тот ни другой не знал, как реагировать на это утверждение.

— Вы даже не представляете, во что влезли, — добавила она.

— Почему же? Отмывание денег. Это стало ясно из телефонных сообщений и разговора с Сэмом Дрейтоном, — ответил Джек.

— Отмыв больших денег. Сотен миллионов долларов. И Джесси Мерил с ее жалкими полутора миллионами здесь совершенно ни при чем. Так что оставьте это, ребята. Иначе пожалеете.

— Мы сумеем о себе позаботиться, — буркнул Тео.

Она протянула руку и требовательным тоном сказала:

— Телефон, будьте добры.

— Я переписал все сообщения, — сказал Джек.

— И наверняка наняли кого-то снять отпечатки пальцев, верно? Но мне плевать.

— Само собой, что плевать, — вставил Тео. — Почему какую-то мелкую стукачку должны волновать отпечатки пальцев?

— И все равно, отдайте телефон.

Джек и девушка обменялись мобильниками, затем она развернулась и пошла прочь — ни тебе спасибо, ни до свидания. Джек провожал ее взглядом до тех пор, пока она не затерялась в толпе у эскалатора, ведущего на станцию метро.

— Ну, что скажешь?

— Тут два варианта, — ответил Тео. — Или она кого-то прикрывает, или боится кого-то, просто до смерти.

— Или и то и другое.

— Хочешь, чтобы я проследил за ней?

— Нет, не надо, спасибо. У меня есть человек, менее… заметный. Он уже сел ей на хвост.

Вот фигурка девушки мелькнула на эскалаторе, на самом верху. Сидевший на скамье неподалеку от клумбы друг Джека, Майк Кэмпбел, шутливо отсалютовал им, отложил газету, поднялся и двинулся следом.

Джек пропустил обед. Ему нужно было срочно посмотреть сдаваемый в аренду дом, который нашла для него абуэла.

Джек собирался жить в гостинице, по крайней мере до тех пор, пока Синди к нему не вернется. Но абуэла считала, что наладить отношения можно будет быстрее, если найти место, где они могут спокойно пожить вдвоем, без матери Синди. И Джек согласился, смысл в этом был.

Дом находился в районе Коконат-гроув, на Семинол-стрит, и приятно удивил его. Небольшой, но для двоих места вполне достаточно. Построен в сороковые годы, со всеми очаровательными архитектурными излишествами, о которых строители южной Флориды забыли к середине шестидесятых. Автостоянка необычайно большая для такого дома, но без травы. На лужайке высажены разноцветные бромелиевые, целые тысячи: зеленые, пурпурные, полосатые и еще бог знает каких оттенков. Сад прикрывает тень от старых дубов с перекрученными ветками. Прекрасный, удивительный двор, и газон стричь не надо, что тоже немаловажно. Черт с ней, с ценой. Джек еще на пороге решил, что снимет дом.

— Тебе нравится? — спросила абуэла.

Джек взглянул на паркетный пол из сосновой доски, на деревянные потолочные балки, на окна, в которые били лучи солнца.

— Потрясающе!

— Так и знать, что тебе понравиться.

Из кухни вышел мужчина, последний поклонник абуэлы. Джек встречался с ним и прежде и знал, что он считался лучшим танцором Маленькой Гаваны. Было ему восемьдесят два, но, несмотря на столь почтенный возраст, он не шел, а словно плыл через гостиную навстречу Джеку и улыбался во весь рот.

— Как жизнь, Джек?

Акцент очень сильный, но всякий раз при встрече с Джеком он, подобно многим друзьям абуэлы, предпочитал говорить по-английски. Все они считали его чистым американцем, пусть и с кубинскими корнями. Джек знал его под именем Эль Родео, в Беверли-Хиллз его имя произносили как Родео Драйв. Все остальные называли его в присутствии Джека просто Родео. Имелось у дружка абуэлы и второе имя, Бубба.

— Красивый, нет?

— Мне очень нравится. Сколько?

Эль Родео извлек из кармана ручку и нацарапал телефонный номер на обертке от жвачки.

— Ты звонить.

— А чей это номер?

Эль Родео принялся путано объяснять на ломаном английском, и Джек с трудом, но все-таки понял, что дом этот принадлежит племяннику Эль Родео, который недавно переехал в Лос-Анджелес. Джек пытался уточнить детали по-испански, но Эль Родео посчитал, что изъясняться по-английски удобнее. Так они и болтали, и постепенно прояснилось, что звать племянника Чип. Немного странное, как показалось Джеку, имя для латиноамериканца.

— Чип?

— Sí, Чип.

— Он дешевка, [21] По-английски Чип созвучно «cheap», что означает в переводе «дешевый». — пояснила абуэла.

— А, дешевка.

— Sí, sí, Чип.

Симпатичный он парень, этот Эль Родео, но готов побиться об заклад честным именем родной матери, его английский все же хуже, чем мой испанский.

Джек положил бумажку с номером в портмоне.

— Сегодня же позвоню.

— Звони теперь, — сказала абуэла.

— Мне надо подумать. Боюсь, с учетом того, через что нам с Синди довелось пройти, она согласится переехать только в дом, где круглые сутки дежурит охрана.

— Не позволяй страхам брать верх. Вам с Синди надо ребятишки. И тогда лучше дом, нет?

Джек не заглядывал так далеко, но оптимизм бабушки был заразителен.

— Надо хотя бы посмотреть весь остальной дом.

— Хорошо. — Абуэла взяла Эль Родео под руку и повела его к двери. — Мы пойдем, а ты осматриваться. Один. Мы тебе не мешать. Только решай быстро.

Джек вовсе не собирался выгонять их, но не успел возразить — они вышли через стеклянные двери во двор. Он пошел взглянуть на кухню.

Окно было открыто, и он слышал, как болтают в патио абуэла и Эль Родео. Речь шла о толпах туристов, которые буквально наводнили Маленькую Гавану, где Эль Родео с друзьями привык играть в домино в парке. Эль Родео был далеко не в восторге, что выступает там в роли живого этнического экспоната. Эти туристы ни хрена не смыслят, жаловался он, а делают вид, что все понимают. Даже Джек не разбирался толком в этих вещах, по крайней мере до тех пор, пока абуэла не переехала в Майами. Выпуски вечерних новостей создавали впечатление, что американцы кубинского происхождения живут лишь одной страстью — ненавистью. Ненавистью к Кастро, ненавистью к любому политику, который не состоит к нему в оппозиции, ненавистью к очередной звезде Голливуда, который обменивался рукопожатиями и курил сигары с этим деспотом, погубившим их родителей сестер и братьев, дядей и тетей. Нет, конечно, подобные чувства имели место. Но были районы, где жили люди, подобные Эль Родео, человеку, на протяжении вот уже сорока лет содержащему небольшой бар в Майами. И на стене этого бара висел снимок ресторана, которым он некогда владел в Гаване, а ключи от старого гаванского дома лежали в вазочке на кассовом аппарате. Он отказывался забыть то, что некогда любил, отказывался верить, что никогда уже не вернется на родной остров.