Айра Левин - Поцелуй перед смертью

Кингшип смотрел в окно, прищурив глаза.

— Я бы в это поверил, — твердо сказал он, — я бы в это поверил… — Но, когда он повернулся к Ганту, у него в глазах уже не было уверенности. — Вы основываете все эти выводы лишь на том, что он не сказал Марион про университет Стоддард. Мы даже не уверены, что он был знаком с Дороти, не говоря уж о том, что они… встречались. Мы должны быть уверены.

— Надо спросить девушек в общежитии — кто-то из них наверняка знал, с кем она встречалась, — сказал Гант.

Кингшип кивнул:

— Можно нанять детектива, чтобы он поехал в Стоддард и разузнал там…

Гант подумал, потом покачал головой:

— Ничего не выйдет. Сейчас каникулы, а пока вы найдете нужную вам девушку, будет уже слишком поздно.

— Поздно?

— Когда он узнает, что свадьбу отменили, — он посмотрел на Марион; она молчала, — он не станет выяснять причину и слиняет.

— Мы его найдем, — сказал Кингшип.

— Может быть, найдем, а может быть, и нет. Люди часто исчезают бесследно.

Он задумчиво попыхивал сигаретой.

— А Дороти не вела дневника?

Раздался телефонный звонок. Кингшип взял трубку.

— Алло? — сказал он.

Последовала долгая пауза. Гант посмотрел на Марион: она наклонилась и подбирала с пола обрывки бумаги.

— Когда? — спросил Кингшип.

Марион собрала бумажки в кулак и явно не знала, что с ними делать дальше. Она положила их на проспекты рядом с собой.

— Спасибо, — сказал Кингшип. — Большое спасибо. — Он положил трубку и больше ничего не сказал.

Гант повернулся и посмотрел на него.

Кингшип стоял возле столика с застывшим лицом.

— Это была мисс Ричардсон, — сказал он. — Рекламные проспекты выслали Бертону Корлиссу в Колдвелл 16 октября 1950 года.

— Это когда он начал ухаживать за Эллен, — сказал Гант.

Кингшип кивнул.

— Но это был уже второй раз, — медленно проговорил он. — Рекламную литературу Бертону Корлиссу также высылали в Блю-Ривер 6 февраля 1950 года.

— Дороти… — сказал Гант.

Марион издала стон.

Гант остался в гостиной, когда Марион ушла наверх к себе.

— Мы ушли не дальше Эллен, — сказал он. — У полиции есть «предсмертная» записка Дороти, а у нас одни подозрения и куча косвенных улик.

Кингшип взял один из проспектов:

— Я найду способ обнаружить доказательства.

— Неужели они не нашли ничего в доме Пауэлла? Ни отпечатков пальцев, ни ниточки от пиджака?

— Ничего, — сказал Кингшип. — Ничего в доме Пауэлла, ничего в ресторане, где Эллен…

Гант вздохнул:

— Даже если вы убедите полицию арестовать его, любой юрист-первокурсник в пять минут добьется его освобождения.

— Как-нибудь я его прижму, — сказал Кингшип. — Он от меня не уйдет.

— Нам надо или узнать, как он заставил Дороти написать эту записку, или найти пистолет, из которого он застрелил Пауэлла и Эллен.

Кингшип посмотрел на фотографию на обложке брошюры.

— Медеплавильная фабрика… Мы собирались лететь туда завтра, — грустно сказал он. — Я хотел показать ему производство. И Марион тоже. Раньше оно ее никогда не интересовало.

— Как бы она не сказала ему раньше времени, что никакой свадьбы не будет.

Кингшип расправлял проспект на коленях.

— Что? — спросил он.

— Он не должен узнать от Марион, что свадьбы не будет.

— А-а… — Взгляд Кингшипа вернулся к проспекту. — Он не знал, с кем связывается, — тихо сказал он, глядя на фотографию медеплавильной печи. — Не на того нарвался.

Какой денек! Лучше не придумаешь. Он с улыбкой смотрел на самолет; казалось, что тот был исполнен такого же нетерпения, как он сам. Самолет стоял на взлетной полосе, словно подавшись вперед. Его компактный корпус блистал белизной, слово «Кингшип» и торговая марка корпорации сверкали медной ярью в лучах утреннего солнца. Он с улыбкой смотрел на дальний конец поля, где стояли коммерческие самолеты и где за проволочной загородкой, как овцы, толпились ожидающие отлета пассажиры. Что ж, не у всех в распоряжении есть частный самолет! Он улыбнулся синеве неба, потом потянулся и радостно побарабанил себя кулаками по груди, глядя, как пар из его рта поднимается вертикально вверх. Нет, лучше дня у него в жизни не было. Неужели никогда? Ну… почти никогда. Он повернулся и пошел к ангару, напевая арию из оперетты Гилберта и Салливана.

Марион и Лео стояли в тени и о чем-то, как всегда, спорили.

— Нет, поеду! — заявила Марион.

— О чем спор? — улыбаясь, спросил он, подходя к невесте и ее отцу.

— Да ни о чем. Я не очень хорошо себя чувствую, и отец не хочет, чтобы я летела с вами.

Ее взгляд был устремлен за спину Берта — на самолет.

— Предсвадебный озноб?

— Нет, просто я не очень хорошо себя чувствую.

— А-а… — понимающе протянул он.

С минуту они постояли молча, глядя, как два механика заправляют самолет горючим. Потом Берт подошел к Лео. Это так похоже на Марион — прокиснуть в такой день. Впрочем, может, это и к лучшему. По крайней мере, не будет, как всегда, непрерывно болтать.

— Все готово? — спросил он Кингшипа.

— Скоро полетим. Только дождемся мистера Деттвейлера.

— Кого?

— Мистера Деттвейлера. Сына одного из наших директоров.

Через несколько минут со стороны коммерческих ангаров появился человек со светлыми волосами, тяжелой челюстью и густыми бровями. Он кивнул Марион и подошел к Лео.

— Доброе утро, мистер Кингшип.

— Доброе утро, мистер Деттвейлер. — Они пожали друг другу руки. — Познакомьтесь с моим будущим зятем Бертом Корлиссом. Берт, это — Гордон Деттвейлер.

— Очень приятно.

— Я давно хотел познакомиться с вами, — сказал Деттвейлер, до боли стискивая ему руку. — Очень давно.

«Странный тип, — подумал Берт. — Или он хочет втереться в доверие к Лео?»

— Вы готовы, сэр? — крикнул пилот изнутри самолета.

— Готовы, — отозвался Лео.

Марион двинулась к самолету.

— Марион, я тебя очень прошу…

Но она прошла мимо Лео, поднялась по лестнице и вошла в самолет. Лео пожал плечами и покачал головой. Деттвейлер последовал за Марион.

— Забирайтесь, Берт, — сказал Лео.

Берт взбежал по трем ступенькам небольшой лестницы и вошел в самолет. Он был рассчитан на шесть человек. Берт сел на заднее кресло справа за крылом. Марион расположилась слева от него, через проход. Лео занял первое сиденье, Деттвейлер тоже — с другой стороны.

Мотор кашлянул и взревел. Берт застегнул пристяжной ремень. Подумать только — и здесь медная пряжка! Он, улыбаясь, покачал головой. Потом посмотрел в окно на людей, дожидающихся за загородкой: интересно, им видно его?

Самолет стронулся с места. Поехали! Разве Лео повез бы его на фабрику, если бы у него оставались какие-нибудь подозрения? Никогда! Никогда? Да, никогда! Он перегнулся налево, тронул Марион за локоть и улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ — черт возьми, у нее и вправду больной вид! — и повернулась к окну. Лео и Деттвейлер тихо переговаривались через проход.