Джорджо Фалетти - Я — Господь Бог

Встав с постели как сомнамбула, он принял душ, оделся и помолился с каким-то новым пылом. Потом прошелся по комнате, с трудом узнавая окружающие предметы. Простые знакомые вещи, которыми он пользовался каждый день и которые, хоть и доставляли порой мелкие хлопоты в повседневной жизни, сейчас смотрели на него словно из какого-то другого, счастливого и навсегда утраченного времени.

В дверь постучали.

— Да?

— Майкл, это я, Джон.

— Входи.

Маккин ожидал его. Обычно по понедельникам он всегда начинал утро с совещания, на котором обсуждалась программа работы на неделю. Это бывал трудный, но и приятный момент, когда приходилось сражаться с превратностями судьбы для решения общей задачи, какую ставила перед собой небольшая община «Радость».

Между тем человек, которого он считал своей правой рукой, вошел сейчас с таким видом, будто предпочел бы находиться где-нибудь совсем в другом месте и в другом времени.

— Извини, что беспокою, но есть дело, которое непременно нужно обсудить с тобой.

— Никакого беспокойства. Что случилось?

Джон счел необходимым предварить ответ некоторым пояснением, учитывая их доверительные отношения и взаимное уважение:

— Майкл, не знаю, что с тобой случилось, но уверен, скажешь, когда сочтешь нужным. И мне очень неловко беспокоить тебя сейчас.

В который раз уже преподобный Маккин оценил необычайную деликатность Джона Кортигена и порадовался, как ему повезло, что такой человек входит в руководство «Радости».

— Не обращай внимания, Джон. Ничего особенного. Скоро пройдет, поверь мне. Скажи лучше, в чем дело.

— У нас проблемы.

У «Радости» всегда хватало самых разных трудностей. С ребятами, с деньгами, с некоторыми сотрудниками, с искушениями окружающего мира. Но, судя по лицу Джона, похоже, появились какие-то новые и особенно важные проблемы.

— Я говорил с Розарией сегодня утром.

Розария Карневале — прихожанка церкви святого Бенедикта, итальянка, жившая в Кантри-клаб, — руководила филиалом банка М&Т на Манхэттене, который вел финансовые дела общины и управлял наследством, оставленным адвокатом Барри Ловито.

— Что она сказала?

Джон неохотно доложил:

— Сказала, что сделала сальто-мортале, пока шел судебный процесс, чтобы нам перечисляли предусмотренные уставом месячные поступления. Но сейчас по иску предполагаемых наследников адвоката она получила новое предписание. Выплаты приостановлены до решения суда и урегулирования существующего разногласия.

Это означало, что до тех пор, пока судья не вынесет решения, «Радость» лишается основного источника финансирования. У них останется лишь незначительная государственная субсидия, и для обеспечения своих немалых нужд отныне придется полагаться только на собственные силы и случайную поддержку добрых людей.

Маккин снова задумчиво посмотрел в окно и промолчал. Когда же заговорил, Джон Кортиген услышал в его голосе уныние.

— Сколько у нас в кассе?

— Мало или почти ничего. Были бы мы акционерным обществом, я сказал бы, что мы банкроты.

Священник обернулся, и Джон увидел на его лице слабую улыбку:

— Не волнуйся, Джон. Выкрутимся. Как всегда. И на этот раз тоже.

И все-таки в его тоне не слышалось ни уверенности, ни столь свойственного ему упрямого оптимизма. Казалось, он говорит, скорее желая обмануть самого себя, нежели убедить собеседника.

Джон почувствовал, как холодок реальности постепенно изменил атмосферу в комнате.

— Хорошо. Я ухожу. О других проблемах поговорим потом. По сравнению с этим все остальное — пустяки.

— Да, Джон, иди, иди. Сейчас приду.

— Хорошо. Жду внизу.

Отец Маккин наблюдал, как Джон, его доверенное лицо, выходит и аккуратно прикрывает за собой дверь.

Я — Господь Бог…

Майкл Маккин не был богом. И не желал быть им. Он оставался просто человеком, знающим свои земные пределы. До сих пор довольствовался тем, что служил Господу наилучшим образом, принимая то, что ему предлагалось, и делая все, что от него требовалось.

Но теперь…

Он взял мобильник и отыскал в нем номер архиепископа Нью-Йорка. Из-за нетерпения гудки показались ему слишком долгими. Услышав ответ, он представился:

— Я — преподобный Майкл Маккин из прихода церкви Святого Бенедикта в Бронксе и главный администратор «Радости», общины, которая занимается реабилитацией детей, имевших проблемы с наркотиками. Я хотел бы поговорить с кабинетом архиепископа.

Обычно он представлялся гораздо короче, но сейчас решил сделать это подробнее, чтобы побыстрее соединили.

— Минутку, отец Маккин.

Его поставили на ожидание. Через несколько секунд он услышал молодой вежливый голос:

— Здравствуйте, преподобный. Я — Сэмюель Беллами, один из сотрудников кардинала Логана. Чем могу быть полезен?

— Мне необходимо как можно скорее поговорить с его высокопреосвященством. Лично. Поверьте, речь идет о жизни и смерти.

Должно быть, он сумел произвести впечатление и передать собеседнику свою тревогу, потому что в тоне Беллами прозвучало искреннее сожаление, не только озабоченность:

— К сожалению, кардинал сегодня утром отбыл ненадолго в Рим. Он направился к папскому престолу для беседы с понтификом. И вернется не раньше воскресенья.

Майкл Маккин внезапно почувствовал себя потерянным. Целая неделя. Он надеялся разделить груз своего беспокойства с архиепископом, получить у него совет, какое-то указание. О чуде освобождения даже думать не приходилось, но узнать мнение начальства в этот момент просто необходимо.

— Могу я чем-нибудь помочь вам, преподобный?

— Нет, к сожалению. Я только попросил бы вас как можно быстрее устроить мне встречу с его высокопреосвященством, когда он вернется.

— Обещаю сделать все, что в моих силах. И сам позабочусь сообщить об этом в приход.

— Благодарю вас.

Преподобный Маккин выключил телефон и опустился на кровать, почувствовав, как матрас осел под его тяжестью.

Впервые с тех пор, как принял обет, он ощутил себя по-настоящему одиноким. И ему, человеку, учившему людей любви и прощению, впервые захотелось спросить Господа Бога, единственного и настоящего, почему он покинул его.

Вивьен вышла из окружного управления полиции и направилась к машине. Посвежело. Солнце, утром казавшееся раскаленным, теперь сражалось с неожиданно налетевшим восточным ветром. Свет и тень словно оспаривали друг у друга небо и землю.

Похоже, судьба этого города определена: все время стремиться вперед, стремиться изо всех сил, так никогда ничего и не достигая.

Она нашла Рассела Уэйда в условленном месте.

Вивьен еще не сумела составить представление о нем. Всякий раз, когда она пыталась это сделать, обнаруживала какой-то непредвиденный изъян, что-то неожиданное и невероятное, искажавшее картину, которая складывалась в ее воображении.