Николай Волынский - Год беспощадного солнца

Клюкин прислушался.

– Глубоко в астрале, – заявил он. – И не успеет. Давай вдвоем, быстренько.

И с неожиданной силой выволок громадину индуса за ноги из рефрижератора, взвалил себе на спину и отнес к секционному столу.

Уложив срезы на стекла, Мышкин велел Клюкину вызвать такси. Когда машина пришла, они вдвоем вынесли Литвака наружу и положили на теплый асфальт. Потом Мышкин помахал перед носом шофера стодолларовой купюрой. Тот вылез и помог положить Литвака на пол машины.

– А мне ноги куда теперь девать? – обиженно спросил Клюкин, усаживаясь сзади. – Не могу же я их держать на весу?

– И мне? – подхватила Клементьева. – Куда ставить?

Последним таксист выгрузил Мышкина на углу Большого проспекта и 14-й линии. Дмитрий Евграфович, по давней привычке, решил после выпивки посидеть в сквере на Большом. Давно известно, что ночью деревья отдают кислород, поэтому именно ночью так хорошо думается рядом с ними, и алкоголь в организме быстрее разлагается на углекислоту и воду.

Прошло полчаса, час. Муть не исчезала, наоборот, к полусумеречному состоянию прибавился неожиданный и непонятный страх – страх смерти, секундой позже понял Мышкин. Заныл мизинец левой руки, и тут же в грудь вонзился острый железный кол – точно посередине. Боль была такая, что он не мог даже вздохнуть, потому что только от мысли, что надо вздохнуть, иначе умрет, боль усиливалась во стократ.

Пересилив себя, он принялся яростно тереть левый мизинец, потом локоть и, улучив момент, все-таки сумел вдохнуть полной грудью и задержал дыхание. Через минуту ощутил, как в области сердца, накапливается тепло, в теле накапливается углекислота, расширяются сосуды, ткани жадно поглощают легочный воздух, отчего легкие опустели примерно на четверть объема. Стенокардическая боль теряла остроту. Он быстро выдохнул остаток воздуха, снова захватил максимум свежего и опять задержал выдох, сколько мог. Боль пропала внезапно, как и появилась, исчезла тоскливая дурнота, словно ничего не было.

Мышкин перевел дух: «Первый звонок. И серьезный. Стенокардия, она же грудная жаба, холера ее возьми…»

Мелькнула перед ним яркая картина – однокурсник Вадим Колесников, здоровяк, два метра от пяток до макушки, марафонец и морж. За раз выпивал на спор две бутылки водки подряд, как обычный нарзан, и после такой, безусловно, смертельной дозы умудрялся почти не пьянеть. Два года назад на собственном дне рождения выпил первую рюмку, двадцать пять граммов, вдруг выпучил глаза, утробно захрипел. Выговорил с трудом:

– Эта была лишней. Сейчас сдохну!..

И упал грудью в огромное блюдо со студнем. Так в студне и застыл.

Скорая все не ехала. Но среди гостей половина были врачи, даже реаниматор был. Два с половиной часа пытались запустить сердце, по очереди вентилировали легкие, только бы не начал умирать головной мозг. Скорой все не было.

– Эх, дефибриллятор [22] бы! – в тоске воскликнул реаниматолог.

Мышкин схватил нож, отрезал от торшера провод, зачистил концы, вилку сунул в розетку.

– Вот дефибриллятор! – крикнул он.

И ткнул одним оголенным проводом в левую подошву Вадима, другим – в правую. Раздался треск разряда, запахло озоном и подпаленной кожей. Ноги Вадима дернулись и подскочили чуть ли не до потолка. Но сердце заработало, после чего реаниматор и нейрохирург свалились в обморок.

Через полчаса появилась скорая. Злой измученный врач на все упреки и обвинения отвечал одно: «Слишком много вызовов. На всех меня одного не хватает». Велел погрузить Вадима в машину и отбыл.

Вадим умер по дороге. До больницы было минут десять езды, но машина добиралась больше часа – по пути были еще вызовы.

– К чёрту! – мрачно сказал себе Мышкин. – К чертям собачьим. Не хочу подыхать от водки. Ты, чёрт, её и пей. Всю тебе оставляю.

– Эй, мужик! – послышался над самым ухом участливый голос.

Мышкин поднял голову.

Рядом стояли двое полицейских – сержант и старшина. Поигрывая резиновыми палками, они с веселым сочувствием рассматривали его. Белый УАЗ с решетками на окнах поблескивал сине-красными огоньками, отбрасывая на асфальт веер теней.

– Черти одолели? Не дают покоя, проклятые? – сочувственно спросил сержант.

Мышкин молчал, глядя то на одного, то на другого.

– Вставай, мужик. Поехали! – приказал сержант.

– Куда?

– В одно очень хорошее место. Там чёртиков твоих прогонят и вообще помогут. Будешь доволен.

– Медицинские услуги получишь, – добавил старшина. – Со скидкой. Только сегодня! У нас – рекламная акция!

Мышкин медленно покачал головой.

– Мне не нужны услуги. Я сам врач. И никуда не поеду. Я иду домой.

– Ты идешь? – с отвращением спросил сержант. – Ты никуда не идешь! Ты валяешься пьяный в дупель в общественном месте и разрушаешь общественный порядок. Вставай – карета подана.

– Лимузин! – хохотнул напарник. – Крайслер! Как у малой Собчачки [23] .

Мышкин теснее прижался спиной к скамейке и даже вцепился в нее обеими руками.

– Ну! – с угрозой рявкнул сержант. – Вставай, скотобаза!

Дмитрий Евграфович не шелохнулся. Он так вцепился в скамью, что руки стали коченеть.

Сержант аккуратно ткнул его под ребра дубинкой. Мышкин взвыл.

– За что? – сдавленно выговорил он. – Что вам надо?

Второй тоже поднял свою дубинку. «Сейчас сломает мне ребра», – понял Мышкин, зажмурился и сжался в комок.

Неожиданно рядом раздался истошный крик, перешедший в визг. Полицейские одновременно вздрогнули и оба отступили на шаг.

Между ними и Мышкиным ракетой влетела какая-то девчонка.

– Не смейте! – визжала она. – Не трогайте! Не прикасайтесь! Не дам мужа! Он мой муж!.. Только попробуйте!

Полицейские недоуменно переглядывались.

– Мы тут живем! Он ждал меня! Вон наш дом! У нас дети! Они давно ждут! Двое!.. Уходите! Оба убирайтесь сейчас же!.. Вы мне за мужа ответите!

– Муж? – разочарованно переспросил первый. – Так не отпускай его далеко.

Уазик взревел, рванул с места и исчез в белой ночи.

Мышкин не мог произнести ни слова: окоченел от страха.

Девчонка присела перед Мышкиным на корточки и посмотрела ему в лицо снизу вверх.

– Как вы себя чувствуете? – спросила участливо. – Идти можете?

С трудом он разлепил губы.

– Вы мне снитесь?..

Девушка звонко рассмеялась.

– Все наяву. К сожалению. Я ваша соседка, из второго подъезда. Я вас часто вижу.

– А я вас? – растерянно спросил Мышкин.

– Наверное, ни разу не видели, – засмеялась она. – Вас зовут Дима и вы врач.

– А вас как? И кто вы?

– Меня – Оля… Ольга. И я уже сказала – соседка. Пойдемте. Сумеете?