Николай Волынский - Год беспощадного солнца

– Сладкая мечта, шеф! – печально прошуршал бородой Клюкин. – Такая же утопия, как город Солнца Кампанеллы! О, если бы так оно и случилось!.. – горестно вздохнул он. – Бога молил бы денно и нощно, чтобы Берия их взял на работу!

– Они бы такого натворили!.. – подала голос Клементьева.

– Вот именно! – закричал Клюкин. – Натворили! Для начала разворовали бы уран. И тогда случилось бы всем нам счастье: Берия расстрелял бы эту банду. Ах, мечты, мечты…

– Я достаточно точно объяснил? – спросил Мышкин у Литвака. – Чтоб ты навсегда меня правильно понял, добавлю: не бывает плохих народов. Бывает плохое воспитание.

Литвак снисходительно усмехнулся и погрозил Мышкину пальцем:

– Э, нет! Шалишь! Мы – богоизбранный народ, и ты это тоже хорошо знаешь.

– Конечно, знаю, – неожиданно согласился Мышкин. – И, в отличие от тебя, правильно понимаю. «Богоизбранный» – сиречь избравший единобожие. Так это надо понимать. Возможно, евреи первыми на Ближнем Востоке отказались от многобожия. Потом остальные подтянулись – будущие христиане, мусульмане… А почему нет? То есть не Бог избрал евреев, а они его. Это очень интересный подход, правда? А, Литвак?

– Антисемитский подход – интересный? – возмутился Литвак. – У кого ты его взял? У профессора Шафаревича? У генерала Макашова?

– Сейчас я тебя удивлю. Впервые на эту мысль я натолкнулся в мемуарах одной интересной тетки. Между прочим, еврейки. Чистокровной.

– Предательница еврейского народа! – фыркнул Литвак.

– Конечно! Фамилия ее Меир, в девичестве – Мабович. Звали Голда. Родом из города Киева. Знаешь такую? Слышал?

Литвак запыхтел, глаза медленно полезли наружу, но ничего сказал.

– Кто ее не знает! – отозвался Клюкин. – Выдающаяся баба. Мать Израиля.

– Да, одна из основательниц современного Израиля. Была министром иностранных дел в правительстве Бен-Гуриона, потом премьер-министром, послом в СССР… Вот из ее книги «Моя жизнь» я и вынес убеждение, что у Бога все народы – его родные дети. Всех Он любит одинаково, как любой родитель любит своих детей. А если это не так и на самом деле, как ты говоришь, Он любит только один народ, которому он дал право грабить, убивать и держать в рабстве другие народы совершенно безнаказанно, то это не Бог, а козел и сучья лапа! Потому что у него этика серийного убийцы, маньяка, кровосмесителя и педофила!

– У меня на этот счет другая информация, – совершенно трезвым голосом спокойно возразил Литвак. – Она не совпадает с твоей.

– Поделись, будь другом. Откуда?

– Из Библии! Священная книга для евреев. И для христиан тоже, что, по-моему, очень странно. Только у нас она называется Тора, хранимая левитами. Так что это мы все-таки вам Бога дали. Подарили, можно сказать, бесплатно, а вы – неблагодарные твари…

Внезапное чувство усталости охватило Дмитрия Евграфовича. Он охотнее всего послал бы Литвака ко всем левитам. Для себя он уже давно нашел ответы, и продолжать спор, совершенно непродуктивный, ему расхотелось. Но на него жадно смотрел Клюкин, горели глаза у Большой Берты. Да и он и сам давно искал случай щелкнуть Литвака по носу.

– Мой выстрел? – спросил он.

– Стреляй, – разрешил Литвак.

– Для начала, – медленно заговорил Мышкин, – надо тебе, Литвак, и всем нам зарубить на носу раз и навсегда следующее… Ты прав, Женя: странным было бы почитание Библии христианами. Добавлю тебе аргумент, Литвак: божественное происхождение Пятикнижия, то есть первой части Библии, состоящей из Ветхого завета, без Евангелия, не признается отцами церкви. Но десятка полтора страниц все же священными считаются. Это те, где содержатся пророчества о пришествии Христа. Потому и называется Пятикнижие, хотя книг шесть… поставь рюмку, Клюкин! – вдруг крикнул он. – Для тебя же стараюсь, темнота!.. Слушай. Так вот, потому и называется у христиан эта часть, идентичная Торе, Ветхим Заветом. То есть, дряхлым, пришедшим в полную негодность, никому не нужным. На руках расползается. Разве что в печку или на помойку.

– А подумал ли ты…

– Подумал! – отрубил Мышкин. – Но даже если я неправ, то все равно остается главный вопрос: какого Бога вы дали миру, а заодно и нам с Клюкиным и Татьяной? Именно того, который присутствует в Ветхом Завете сиречь Торе?

– Какого же еще? Там и сказано, что Бог избрал евреев своим любимым народом.

– Там сказано… – вздохнул Мышкин. – В Ветхом Завете… Прогнившем. А теперь поставлю вопрос, который в границах наших рассуждений является коренным. Без ответа на него мы не продвинемся ни на шаг.

Клюкин яростно потирал ладони – он был страшно азартен и любил любую игру, где определяются победитель и побежденный. Клементьева тоже ждала. Она время от времени вытягивала шею вперед и принюхивалась, словно гончая на охоте.

– Давай! – великодушно разрешил Литвак. – Давай свой коренной вопрос.

– Обращаюсь ко всем, – отчетливо произнес Мышкин. – И повторю: это важно. Вопрос: «Бог всемогущ и благ или бессилен и алчен?»

– Идиотский вопрос! – фыркнул Литвак.

– Ответь! – предложил Мышкин.

– Получай, Сократ: всемогущ и благ, – сказал Литвак.

– Отлично! Вот ты сам только что признал: не может Бог любить только один народ на свете, а остальных ненавидеть и делать им всякие пакости вроде библейских «песьих мух» и известного первого в истории цивилизации геноцида – массового убийства всех первенцев в Египте. Разве это не холокост? Только в отношении ни в чем не виноватых египтян. Но у нас в руках Библия! Вроде серьезное вещественное доказательство. Но почему же именно в ней Он так безжалостен к другим народам? Мучит их, уничтожает, грабит, сгоняет с их собственных земель, лишает их родины, средств к существованию, вульгарно мошенничает… Кстати, ведь тогда египетский фараон сразу согласился и пообещал Моисею хоть завтра отпустить всех евреев. Они ему были не нужны. Они в Египте так расплодились, что стали угрозой для государства. Фараон считал, что в случае войны они станут пятой колонной. Но твой Иегова из твоей Торы и это предусмотрел. И сказал Моисею: дескать, этот фараон поганый у нас так легко не отделается; я сейчас специально ожесточу его сердце, чтоб он отменил разрешение… Зачем это ему понадобилось? Зачем ожесточать фараона? Ведь дело было в шляпе!

Литвак пожал плечами, Клюкин с Клементьевой пожирали Мышкина глазами.

– Я тебе скажу, зачем на египтян обрушились все казни, а самой страшной оказалась та, которую иначе чем геноцидом, по-вашему, холокостом, не назвать: убийство каждого первенца. Ночью. А чтоб главный киллер в маске ангела не ошибся, евреи по приказу твоего бога пометили все жилища египтян кровавым знаком. Это, Женя, был самый древний и страшный акт террора . Типичного террора. Классического. Мало было ограбить доверчивых, как русские, египтян, которые даже все свое серебро охотно отдали евреям – якобы на пару часов, для жертвоприношения. И серебро евреи присвоили. Украли. Надо еще вдобавок нагнать ужас! На египтян, а значит, и на другие народы, до которых непременно дойдет, как евреи покидали Египет. И чтобы все боялись племени, способного на безумную жестокость. Так что согласись: твой Элохим – типичный Бен Ладен. Даже хуже. И придумали его твои левиты, такие же мерзавцы, и запечатлели на папирусе, чтобы все знали и через тысячу лет тряслись от страха перед твоими шахматистами, Женя… Наливай! – неожиданно крикнул он Клюкину.