Николай Волынский - Год беспощадного солнца

– Чё? – спросил дознаватель. Потом дошло. – Выведи, – приказал он сержанту Бандере.

Бандера вывел, ушел и появился через десять минут.

– Надумал?

– Кажется, – неохотно сказал Мышкин.

– Заходи!

Перед ним был совсем другой Шарыгин. Глазки, улыбка – сплошная доброта и сочувствие. Кончик носа снова красный. Ну и запах горелой электропроводки.

– Знаете, что я вам предложу, дорогой вы наш Дмитрий Евграфович? – таинственно заговорил дознаватель, словно отец, у которого сын просил велосипед, а он купил мотоцикл и наслаждается сюрпризом.

– Нет, конечно.

– Я вам сейчас очень хорошее дело предложу. Прекрасный выход и разрешение всех противоречий.

И протянул Мышкину большой почтовый конверт.

– Видите, он заклеен.

– Вижу. Что это? Акции «Газпрома»?

– Вроде того.

– Взятка? – усмехнулся Дмитрий Евграфович.

– Но-но! – погрозил пальцем Шарыгин. – Осторожнее. А то вам еще и вымогаловку дошьют. Вымогаловку при свидетелях.

– Так что же?

– Сейчас узнаете. Только крепко держите конверт. И никому не передавайте.

– Даже вам?

– Даже мне. Отдадите специалисту.

– Какому?

– Какому надо. Вас когда-нибудь дактилоскопировали? Отпечатки пальцев снимали?

– Нет.

– Никогда?

– Никогда, – повторил Мышкин.

– Значит, ваших пальчиков у нас нет.

– Это мне неизвестно.

– Но вы же только что сказали…

– Я сказал, что официально меня никогда не дактилоскопировали. Но всегда можно получить отпечатки любого человека. Он и знать не будет. Проверьте вашу базу данных.

– А мы уже проверили! – радостно сообщил дознаватель. – Нет их у нас. Так что держите конверт покрепче. Потому что сейчас будет фокус: айнс, цвай, драй! И в дамках. Максим Петрович! – крикнул он. – Клиент ждет вас с нетерпением. Мы тоже.

Из соседней комнаты появился щуплый старик с клочками желтоватых волос на голове и прокуренными усами и в грязном белом халате. Он поставил на стол дознавателя большую шкатулку, потом принес два школьных микроскопа с облезшей от старости черной краской и поставил перед Дмитрием Евграфовичем.

– Начинайте! – скомандовал Шарыгин. И Мышкину: – Внимание, Дмитрий Евграфович! Напоминаю: держите крепче свой конверт.

Максим Петрович открыл ящик, извлек штемпельную подушку и лист бумаги.

– Руку – правую! – буркнул он.

На вопросительный взгляд Мышкина дознаватель ответил:

– Дайте ему правую руку.

Максим Петрович вцепился в большой палец Мышкина, словно решил его оторвать. Безжалостно выкручивая, приложил верхнюю фалангу сначала к штемпелю, потом к бумаге. Остался жирный черный отпечаток. То же он проделал с остальными пальцами, а под конец сделал отпечатки обеих ладоней Мышкина.

– Сейчас будет самое интересное, – предупредил Шарыгин.

– Ваш инструмент, – сказал Максим Петрович и пододвинул микроскоп к Мышкину. – Начнем сразу с правого указательного. Очень характерный отпечаток с уникальными признаками. Прошу взглянуть.

– Да, пожалуйста, Дмитрий Евграфович, – добавил дознаватель. – Оцените и сравните. Проведите экспертизу сами. Уверен, у вас получится.

Мышкин навел микроскоп на резкость и рассмотрел узор. Надо же, сохранилась тоненькая белая ниточка от давнего, еще детского пореза. Ему было пять или шесть лет, когда он развил любимый бабушкин бокал «Наполеон» богемского стекла.

– Полюбовались? – спросил Шарыгин. – Вскрывайте конверт.

Там оказались такие же отпечатки. И подпись: «Отпечатки пальцев, оставленные преступником на бутылке, которой была убита А.М. Шатрова».

– Сравните, – предложил Шарыгин.

– Правый указательный, – напомнил Максим Петрович.

Тут и сравнивать было нечего. Вот он, шрам.

– Мой отпечаток, – сказал Мышкин. – Ну и что?

– Заносим в протокол, – заявил Шарыгин. – Подозреваемый признал, что отпечатки на орудии убийства принадлежат ему. Признали? – он глянул на Мышкина.

– Разумеется. Мои отпечатки. Я оставил.

– Замечательно! – восхитился Шарыгин. – На бутылке, на бутылке оставил! Да?

– Вы не расслышали? – спросил Мышкин.

– Подпишите протокол экспертизы. Что вы согласились с выводами. Чтоб потом не утверждали, что доказательства сфабрикованы.

– Что? Какие доказательства? Этот бред вы называете доказательствами? – брезгливо сказал Мышкин. – Это не доказательства.

– А что это? – удивился Шарыгин.

– Бред сивой кобылы у мешка с овсом. Я же только вам сказал – да, брал бутылку в руки, оторвалось горлышко, я порезался. Посмотрите внимательнее! – он протянул раскрытую ладонь Шарыгину, но тот стукнул кулаком по столу.

– Арестованный Мышкин! Сидеть! Руки на колени! Сержант!..

Одним прыжком Бандера оказался рядом.

– Не спускай с него глаз! – приказал дознаватель. – Видишь, угрожал жестами. Если повторит попытку покушения на дознавателя, то… Понял-нет?

– Так точно! – рявкнул Бандера.

Толстяк успокоился.

– И опять вы нас за лохов держите. Унижаете. Обижаете. Оскорбляете. Обзываете всячески – то сумасшедших здесь, в главном управлении МВД, нашли, то лошадей. А ведь мы терпим. Мы не железные. Мы, в некотором роде, тоже являемся потерпевшими. От вас.

– Очень интересно, – сказал Мышкин. – Будете требовать возмещения ущерба?

– А как же! – воскликнул Шарыгин. – Ведь что получается: мы к вам по-человечески, наручники сняли. Никто вас не бьет. Не запугивает. Иголки под ногти не загоняет. Педерастам на расправу вас никто не отдал – пока! И что за это? Мы к вам лицом повернулись, а вы к нам, простите за грубое выражение, повернулись задом. Ягодицами, значит.

– А другой музыки у вас нет? – вежливо поинтересовался Мышкин.

– Какая музыка? – возмутился дознаватель. – Ты про что?

– Про постановление суда о моем аресте или задержании. В соответствии с законом.

– Законное желание, – согласился дознаватель. – Правосудие должно торжествовать везде и в любое время.

Он посмотрел на часы.

– К счастью для вас, господин Мышкин, судья уже проснулся. И должен быть на службе.

Он подвинул к себе телефон и набрал номер.

– Ваша честь, Иван Александрович! От всей нашей команды приветствую вас! Да, Шарыгин. Срочно нужен ордер, знаете, просто немедленно. Да, нас можно немного поздравить. Обложили зверя. Да, мокрое… Серийный убийца и педофил. Тот самый, целый год за ним бегали, высунув языки. Любовницу свою бутылкой замочил. Двух девочек в феврале изнасиловал, десять и восемь лет. И еще двоих уже в апреле. И всех убивал, сволочь. Признание? Хочет явку с повинной. Дает признательные вовсю. Уже показал, где закопал двух, февральских. Апрельских завтра покажет. Нет, ордерок сейчас надобно. Иначе, боюсь, на свободе он до тюрьмы не доживет. А нам он нужен живым, и закону тоже. Сейчас продиктую. «Мышкин Дмитрий Евграфович, 1970-го года рождения, 15 января. Родился в Ленинграде. Разведен, детей нет. Проживает: седьмая линия, двадцать пять, квартира двадцать пять. Сейчас пришлю сержанта Бандеру.