Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять

— О! Я не собираюсь умалять ваши таланты, мисс Ито, они, видимо, весьма многообразны. Боюсь только, что мы говорим о разного рода талантах. Чтобы наткнуться на пенициллин, надо родиться Флемингом, а чтобы внедрить в мозг крысы электрод — вполне достаточно быть Кадзимо Митаси. — Он улыбнулся нарочито искусственно. — Вы, кстати, не родственница ли ему? — неожиданно закончил он свою тираду.

Ито нахмурилась, сунула руки в карманы пальто, и ему показалось, что пальцы ее сжались в кулаки.

— Кадо, как вы его называете, — медленно проговорила она, — убедил меня в том, что вы человек талантливый, хотя и негодяй. Вы же стараетесь убедить меня в том, что человек талантливый не обязательно должен быть умным.

Словно предупреждая его гневный выпад, она резко вырвала левую руку из кармана и ладонью вниз протянула в его сторону. Движение было настолько стремительным и пальцы так напряжены, что доктор почти физически ощутил удар, который они могли нанести.

— Доктор Конорс, я бы на вашем месте не витийствовала попусту, а более активно поискала выход из того незавидного положения, в котором вы оказались. Родственница я Кадзимо Митаси или нет — сейчас не важно; вам пора бы подумать, не та ли я единственная соломинка, за которую вам еще не поздно ухватиться.

— Предложение ваше, мисс Ито, звучит заманчиво, хотя, должен заметить, весьма двусмысленно: вы мне вовсе не напоминаете соломинку.

— Странно, что вы не заметили этого раньше, мистер Конорс. А то я начала уже думать, не успел ли Кадо, прежде чем вы сбежали, и вашу голову нашпиговать электродами.

Конорс смотрел на нее с удивлением.

— Вот как? Уж не лежит ли путь к нашему взаимопониманию через постель?

— Мой опыт, коллега, показывает, что такого типа вопросы решаются опять-таки не теоретически.

— Извините, мадам, но под взглядом того громилы, что стоит у моих дверей, у меня нет желания демонстрировать свои мужские достоинства.

— Надеюсь, коллега, что они у вас есть.

Последовавшие за откровениями Ито два дня доктор Конорс, возникни у него такая потребность, мог бы описать с трудом. Пресный (Виверра: прежний??) его опыт не просто был поколеблен. Образы Веры и Линды отодвинулись в прошлое. Ито завела его в лабиринт, выход из которого ему не хотелось искать. Недоуменное сожаление о том, что часть его «я» оказалась невостребованной, заставляло вглядываться в прошедшее иными глазами. Жажда властно вторгаться в чужую жизнь, преобразовывая ее по своему усмотрению, жажда, которая вела его за собой многие годы, с легкостью отодвигая прочие соблазны в сторону, вдруг перестала казаться ему всепоглощающей. Впервые лукавый заманил его в райские кущи, где доводы разума переставали казаться единственными, что заслуживает внимания.

Ито не просто восхищала его как женщина. О, она действительно была хороша! Но дело было как раз не в ее единственности и неповторимости. В воображении Конорса всплывали образы других женщин, так или иначе соприкасавшихся с его судьбой. И он, психиатр, ловил себя на том, что, вспоминая их, задается вопросом: какими были они на самом деле, какими стали бы они, если бы сам он был с ними другим, если бы холодный его разум не доминировал над эмоциями, как своими, так и чужими?

Он не обманывал себя, полагая, что Ито влюблена в него. Какая уж тут любовь! Нет, она продемонстрировала ему нечто совсем другое — женщину, ради которой стоило быть мужчиной.

Думая об этом, Конорс смеялся над собой. Но это был не дерзкий смех циника, давшего себя увлечь случайному соблазну, это был счастливый смех открывателя, пораженного чудом открытия, которым, непонятно еще как, следовало распорядиться.

Неожиданный крах его надежд и обретение того, что принесла с собой Ито, легли на противоположные чаши весов, не давая понять, куда же все-таки отклонится стрелка.

За эти два дня Ито ни разу не завела разговор о том положении, в котором он оказался, словно полагая, что в нем самом должно измениться нечто и тем самым и помочь ему наконец-то прозреть, и увидеть будущее в ином свете, по-другому оценивая привычное.

Полномочия Ито действительно оказались шире, чем он предполагал. Вот уже два дня, как они жили в гостинице, предназначенной, как правило, для родственников тех, кто лечился в клинике. Кадзимо Митаси словно исчез с их горизонта, лишь изредка напоминая Конорсу о себе наплывом неприятного чувства, на мгновение сжимающего сердце.

Третий день их пребывания в гостинице начался с позднего пробуждения. Они приняли душ, позавтракали. Он смотрел по телевизору спортивную передачу, она хлопотала по каким-то своим женским делам. Потом она куда-то звонила, он слушал ее голос, не вникая в смысл сказанного. Положив трубку и не снимая с нее руки, она осталась сидеть, глядя на него сбоку, погруженная в свои мысли. Он почувствовал ее взгляд, выключил телевизор и вместе с креслом повернулся к ней лицом. Улыбка чуть тронула ее губы, но взгляд был серьезен.

«Ну вот, — подумалось ему, — праздник, кажется, кончился».

— Ито, похоже, ты чего-то ждешь от меня?

Она неопределенно пожала плечами.

— Я догадываюсь, что хотелось бы тебе от меня услышать, — продолжил он. — Каким бы безнадежным ни казалось мое положение на тот момент, когда я вынужден был бежать, ты ведь понимаешь, я не настолько наивен, чтобы не позаботиться о тылах. Я далеко не нищий. Вера вместе с возможным ее наследством подвернулась мне чисто случайно. Это просто был шанс — разом решить все финансовые проблемы. Даже, пожалуй, сверхшанс, открывавший огромные возможности. Капиталы Бэдфула можно было направить в совершенно другое русло и достичь многого, гораздо большего, чем достиг мой учитель, не говоря уже о том, что это открывало дорогу в так называемый высший свет. И все же единственное, о чем я сожалею, — это утрата оборудования. Хотя и здесь не все безнадежно. Митаси пытается выжать из меня нужную ему информацию, словно не ощущая расклада сил. Ведь и тех фактов, которыми он уже владеет, вполне достаточно, чтобы вести себя по отношению ко мне иначе. Меня же он держит в информационном вакууме, пытаясь сломить. Не улыбайся, я, понятно, не имею в виду два последних дня. И все же надо меня совершенно не знать, чтобы пугать «зверинцем» и перспективой превращения в «крысу». Какой же из всего этого следует вывод? Да очень простой — в сущности, Кадо предложил мне одно: вернуться в то состояние, в котором я пребывал десять лет назад, то есть сделаться вновь его ассистентом. Прошу прощения, но из этих штанишек я давно вырос, и никакого разговора о возвращении к прошлому быть не может.

Конорс встал, подошел к зашторенному окну. Ито, понимая, что ему надо выговориться, молчала.

Он резко обернулся: