Артур Хейли - В высших сферах

Были, правда, отдельные небольшие неприятности. Инцидент с мечтавшим стать иммигрантом Анри Дювалем все еще ежедневно фигурировал в газетах, и критика позиции правительства продолжалась. И на каждой остановке появлялись также демонстранты с плакатами в поддержку безбилетника и выкрики на собраниях, открытых для публики. Но Хоуден чувствовал, что шум слабеет, затихает, — возможно, потому, что ничто не умирает быстрее поддержки проигранного дела.

Хоть бы Проузи немного поторопился.

Не прошло и минуты, как предмет его мыслей вошел с карманами, оттопыренными шоколадом.

— А вы не хотите шоколадку? — спросил премьер-министр. Сам он, разорвав бумажку, принялся с удовольствием жевать.

— Нет, благодарю вас, сэр, — ответил помощник. — По правде говоря, я не слишком люблю сладкое.

«Несомненно», — подумал Хоуден. А вслух спросил:

— Вы говорили с человеком, который тут отвечает за иммиграцию?

— Да, он приходил утром. Его фамилия Крамер.

— Что он сказал по поводу этой истории с Дювалем?

— Он заверил меня, что те, кто его спонсирует, ничего больше не могут предпринять законным путем. Похоже, что это дело, по сути, похоронено.

Только Эллиот Проузи, подумал Хоуден, способен употребить в разговоре такие слова, как «по сути, похоронено».

— Что ж, — сказал он, — я надеюсь, что на этот раз он прав. Но, скажу я вам, я буду рад, когда эту фигуру уберут отсюда. Когда корабль отплывает?

— Послезавтра вечером.

В тот же день, подумал Хоуден, когда он объявит в Оттаве о заключении Акта о союзе.

— Мистер Крамер очень хотел встретиться с вами лично, — сказал помощник. — Похоже, он собирался объяснить свои действия. Но я сказал ему, что это абсолютно невозможно.

Хоуден кивнул в знак одобрения. Многие правительственные служащие хотели бы объяснить свои действия премьер-министру, особенно если они неверно распорядились. И Крамер явно не был исключением.

— Можете сообщить ему, — сказал Джеймс Хоуден. Не помешает, решил он, дать этому малому встряску. — Передайте ему, что я был крайне недоволен тем, как он вел дело у судьи. Не надо было ему предлагать специальное расследование. Это лишь заново открыло дело, которое было почти закрыто.

— Я думаю, именно это он и хотел объяснить…

— Скажите ему: я ожидаю, что впредь он будет лучше вести дела, — решительно добавил Хоуден, давая понять, что вопрос исчерпан.

Помощник помедлил, затем извиняющимся тоном произнес:

— Еще одно, и тоже относительно Дюваля. Его адвокат, мистер Мейтленд, приехал для встречи с вами. Помните, вы дали согласие…

— Да ради всего святого! — Внезапно вскипев, премьер-министр ударил рукой по стоявшему рядом столу. — Этому что же, конца не будет?..

— Я тоже так подумал, сэр.

Год или около того назад, когда Эллиот Проузи был новичком, вспышка гнева Джеймса Хоудена могла на несколько дней выбить его из колеи. В последнее время он научился легко к этому относиться.

— Это была идея встрявшей в ситуацию чертовой газеты, так?

— Да, ванкуверской газеты «Пост». Они предложили…

— Я знаю, что они предложили, и это типично для них. — И забушевал дальше: — Газетам теперь недостаточно сообщать новости. Они хотят сами их творить.

— Но вы же согласились…

— Да знаю я, черт подери, что согласился! Что вы все время твердите мне то, что я уже знаю?

Проузи с деревянным лицом ответил:

— Поскольку я не был уверен, что вы помните.

Иногда Хоудену приходила в голову мысль, действительно ли его помощник настолько лишен юмора, как кажется.

Просьба о встрече поступила к нему вчера в Калгари после того, как в ванкуверской «Пост» появилась статья, в которой говорилось, что адвокат Мейтленд будет стараться встретиться с премьер-министром, когда тот доберется до Западного побережья. Телевидение и радио подхватили эту новость и передали.

После обсуждения этой проблемы по телефону с Брайаном Ричардсоном они решили, что ответ может быть лишь один. И вот Мейтленд здесь.

— Хорошо, давайте его сюда, — холодно отдал распоряжение Джеймс Хоуден.

Алан Мейтленд ждал три четверти часа в приемной номера люкс, и по мере того как шли минуты, все больше нервничал и терял уверенность. А теперь, когда ему предложили войти в комнату, он уже не был уверен в том, зачем вообще сюда пришел.

— Доброе утро, — живо произнес премьер-министр. — Насколько я понимаю, вы хотели видеть меня.

Оба настороженно оглядели друг друга. Интерес восторжествовал над нервозностью, и Алан увидел перед собой высокого мужчину, который, слегка ссутулясь, сидел в удобном мягком кресле. Это лицо с орлиным профилем, вдумчивыми глазами и длинным горбатым носом было знакомо — оно глядело с тысяч газетных страниц и телевизионных экранов. И однако же, это лицо было старше, морщинистее, чем на фотографиях. Со следами усталости, чего Мейтленд не ожидал.

— Благодарю вас, что приняли меня, господин премьер-министр, — сказал Алан. — Я хотел обратиться к вам лично от имени Анри Дюваля.

«Адвокаты нынче стали моложе, чем когда-либо, — подумал Джеймс Хоуден. — Или они просто кажутся такими старшим, еще более стареющим адвокатам?» Интересно, сорок лет назад он выглядел таким же молодым и крепким, как этот коротко остриженный, атлетически сложенный молодой человек, который, стесняясь, стоял сейчас перед ним?

— Что ж, садитесь. — Премьер-министр указал на стоявший напротив стул, на который Алан и сел. — Вам придется быть кратким, мистер Мейтленд, так как я могу уделить вам всего несколько минут.

— Я ожидал, что так будет, сэр. — Алан старался говорить уважительно. — Поэтому я решил не излагать вам факты, из которых состоит дело. Я полагаю, о большинстве из них вы уже слышали.

— Слышал! — Хоуден с трудом сдержал приступ истерического смеха. — Великий Боже! Да я, казалось, не одну неделю уже ничего другого не слышу.

Алан улыбнулся — теплой мальчишеской улыбкой, как заметил Хоуден, которая внезапно появляется и быстро исчезает. Мгновенно посерьезнев, он заговорил:

— Много такого, господин премьер-министр, о чем факты умалчивают: условия жизни на корабле; человека запихивают в дыру не больше клетки для животного; человеческое существо, у которого нет ни свободы, ни надежды…

— До вас не дошло, мистер Мейтленд, — перебил его Хоуден, — что это не канадское судно, что такие условия существуют уже очень давно и что это забота не нашей страны?

— Так чья же это забота? Сэр, я вас спрашиваю. — Глаза Алана заметали молнии, вся его нервозность прошла. — Мы что же, не должны заботиться о человеке, который не принадлежит к нашему славному сплоченному клубу?

Джеймс Хоуден терпеливо ответил:

— Вы сказали «славный сплоченный клуб». А вам известно, что у Канады наилучшие в мире показатели по иммиграции?