Артур Хейли - В высших сферах

— Об этом не может быть и речи.

— Предупреждаю вас: мы не готовы к выборам.

— Должны быть готовы, — заявил Хоуден. — Придется пойти на испытание.

— И проиграть?

— Акт о союзе жизненно необходим Канаде для выживания. Если это объяснить народу, он поймет.

— Поймет ли? — тихо произнес Ричардсон. — Или будет видеть лишь Анри Дюваля?

Хоуден хотел что-то импульсивно ответить, но остановил себя. Вопрос, в конце концов, был поставлен разумно, подумал он. И предположение, таящееся в нем, может оказаться верным.

Потеря престижа из-за инцидента с Дювалем может привести к поражению правительства при голосовании Акта о союзе. Хоуден понял это теперь — совершенно безошибочно, тогда как ранее это не было ему ясно.

И однако же, рассуждал он, если это произойдет, какая странная ирония, что какой-то безбилетник с корабля может повлиять на судьбы стран.

Или это вовсе не странно? Или тут что-то новое? Быть может, на протяжении столетий проблемы, касающиеся человека, всегда влияли на положение в мире, творя историю, толкая человечество вперед, к маячащему в тумане, но всегда недостижимому просвещению…

«Быть может, это способ принизить нас, — подумал он, — способ нас научить вести борьбу за более высокие ценности…»

Но дела практические были ближе. И он сказал Ричардсону:

— Есть веские причины не откладывать. Нам нужен каждый день существования Акта о союзе. Защита и выживание зависят от него. А кроме того, если мы станем ждать, появятся утечки. Политически мы будем хуже выглядеть.

Лидер партии кивнул:

— Я думал, что вы так скажете. Я просто хотел быть в этом уверен.

— Я велела приготовить чай, — объявила Маргарет, присоединяясь к ним. — Вы ведь останетесь, Брайан, верно?

— Благодарю, миссис Хоуден.

Брайану Ричардсону всегда нравилась Маргарет. Он завидовал Хоудену, что у него такой успешный брак, что у него такая уютная и спокойная атмосфера дома.

— Я подозреваю, что даже если департамент по иммиграции примет теперь Дюваля, — задумчиво произнес премьер-министр, — это ничего хорошего уже не даст.

Ричардсон усиленно затряс головой:

— Ни в малейшей степени. К тому же он ведь у нас в стране. Что бы завтра ни произошло в суде, насколько я понимаю, его нельзя депортировать на судно.

Растопка сгорела, и теперь запылали березовые дрова. В комнате, и так уже теплой, стало еще жарче.

А Ричардсон рассуждал про себя: быть может, его мучительная встреча с Харви Уоррендером была ошибкой? Конечно, произошла она слишком поздно, чтобы помочь решению данного дела, хотя по крайней мере теперь снято на будущее пятно с Джеймса Хоудена. «Если это будущее состоится», — мрачно подумал он.

Горничная принесла чай и исчезла. Маргарет Хоуден разлила чай, и Брайан Ричардсон принял из ее рук тонкую чашку королевского далтонского фарфора, а от пирожного отказался.

Маргарет нерешительно произнесла:

— Я полагаю, тебе действительно надо сегодня вечером поехать в Монреаль, Джейми.

Ее муж устало провел рукой по лицу.

— Хотел бы я туда не ехать. В любое другое время я послал бы кого-нибудь. Но сегодня я должен сам быть там.

Глава партии посмотрел в окна, на которых еще не были задернуты занавески. Теперь уже совсем стемнело, и по-прежнему шел снег.

— Я проверил погоду, перед тем как ехать сюда, — сказал он. — С полетом у вас проблемы не будет. В Монреале ясно, и так будет все время, и там вас будет ждать вертолет.

Джеймс Хоуден кивнул.

Раздался легкий стук в дверь, и вошла Милли Фридман. Ричардсон поднял на нее удивленный взгляд: он не знал, что Милли находится в доме.

Но это не было чем-то необычным: он знал, что она часто работает с Хоуденом в кабинете премьер-министра наверху.

— Извините, — сказала Милли. И, улыбнувшись Ричардсону и Маргарет, обратилась к Хоудену: — Белый дом на проводе, и они хотят знать, удобно ли вам поговорить с президентом.

— Я тотчас подойду, — сказал премьер-министр вставая.

Брайан Ричардсон поставил свою чашку с чаем.

— Я полагаю, мне тоже лучше удалиться. Благодарю вас за чай, миссис Хоуден.

Он любезно остановился у стула Маргарет и легонько дотронулся до локтя Милли. Мужчины вместе вышли из комнаты, и до дам донесся голос Ричардсона: «Я буду в аэропорту при вашем отъезде, шеф».

— Не уходите, Милли, — сказала Маргарет. — Останьтесь и выпейте чаю.

— Спасибо. — И Милли села в кресло, которое освободил Ричардсон.

Наливая в чашку из серебряного чайника и кувшина с горячей водой, Маргарет заметила:

— Ужасно неспокойный дом. Ни в чем не бывает покоя больше чем на несколько минут.

Милли спокойно произнесла:

— За исключением вас.

— У меня нет иного выбора, моя дорогая. — Маргарет подала Милли чай и снова наполнила свою чашку. — Все проходит мимо меня. Меня почему-то никогда не волнуют все эти важные события. — И задумчиво добавила: — А наверное, должны бы.

— Не понимаю, почему они должны вас волновать, — сказала Милли. — Если разобраться, это одно и то же.

— Я-то всегда так думала. — Маргарет улыбнулась. И пододвинула к Милли сахарницу и молочник. — Но меня удивляет, что я слышу это от вас. Я всегда считала вас правой рукой Джейми, увлеченной своим делом.

Милли внезапно сказала, к собственному удивлению:

— Увлечение проходит, а руки устают.

Маргарет рассмеялась:

— Мы обе бываем ужасно нелояльны, верно? Но должна сказать, что время от времени чувствуешь от этого облегчение.

Обе замолчали — в большой, плохо освещенной гостиной слышно было лишь потрескивание огня. Отблески его плясали на потолке. Поставив на блюдце чашку, Маргарет осторожно спросила:

— Вы никогда не жалели, что так все обернулось? Я имею в виду между вами и Джейми.

На миг у Милли перехватило дыхание — тишина в комнате стала многозначительной. Значит, Маргарет знала. Знала все эти годы и молчала.

Милли всегда спрашивала себя об этом, порой даже подозревала, что это так.

Теперь ей стало легче.

И она просто и честно ответила:

— Я никогда не была ни в чем уверена. И я об этом больше не раздумываю.

— Да, — сказала Маргарет, — с течением времени, конечно, так оно и случается. Вначале думаешь, что рана никогда не залечится. Но в конце концов это происходит.

Милли помедлила, подыскивая подходящие слова для того, что было у нее на уме. Наконец она тихо произнесла:

— Вы, должно быть, очень переживали.

— Да. — Маргарет медленно кивнула. — Помню, я очень страдала в то время. Любая женщина страдала бы. Но в конце концов это проходит. Так и должно быть в жизни.

— Не знаю, могла ли я быть столь понимающей, — тихо сказала Милли. И, помолчав, вдруг добавила: — Брайан Ричардсон хочет, чтоб я вышла за него.