Александр Колин - Комедия убийств. Книга 1

Мужчинам так или иначе работы хватало, а женщинам?

Разве воины забудут своих подруг, возвращаясь домой с добычей?

— Здесь такая вонь, может, уйдем отсюда, Арлетт? — предложил Губерт. — Поищем какого-нибудь другого места?

Она пожала плечами. За последние год-два девочка стала взрослой женщиной, настоящей красавицей, именно такой, какой с детства и обещала сделаться незаконная дочь барона и прачки Юдит.

Красотка Арлетт — уже вдова. Полтора года назад она вышла замуж за Райнульфа Пузатого, поступившего на службу к барону после удачного рейда Гвкскарда на выручку жителям Амальфи, осажденному врагами.

Вскоре после свадьбы Райнульф сменил прозвище, превратившись из Пузатого в Рогатого. Когда счастливый супруг узнал о таком переименовании, то призвал молодую жену к ответу. Та, не чувствуя за собой особенной вины, побежала к матери, оттуда вместе с ней к госпоже искать заступничества, которое обе и нашли, но только… у господина.

Райнульф начал возмущаться, мол, нету такого права, он-де волен выучить жену. Горя справедливым гневом, рыцарь очень сильно размахивал руками и нечаянно угодил по физиономии Петру Беззубому, случайно оказавшемуся рядом. Ветеран обиделся и потребовал сатисфакции. Райнульф легко согласился дать ему ее, при этом как-то упустив из виду, что барон недостатка в хороших рубаках не имел, а стало быть, вряд ли поручил обучение сына рыцарской науке худшему из них.

Так в замке появилась молодая вдова.

— Может, отправимся куда-нибудь еще? — вновь предложил Губерт.

— Перестань, — махнула рукой женщина. — Здесь единственное место, где можно спрятаться. Сюда никто не придет, мне надоели герои, каждый сует какую-нибудь дрянь в подарок, думает, я стану ласковой за побрякушки.

Губерт вздрогнул и инстинктивно коснулся пальцами сердца. Там за пазухой у него лежало ожерелье из серебряных монет: молочный брат, так давно мечтавший об Арлетт, хотел именно сегодня подарить ей украшение.

Другие женщины не нравились Губерту. Ночами снились ему пунцовые щечки, пухлые маковые губки и рыжие кудри плутовки Арлетт, он и представить себе не мог теперь, как смел еще недавно таскать ее за прекрасные локоны. А какой красивой бывала она, когда мать обряжала ее на праздники в лучшее платье… Теперь, после того что она сказала, как рассчитывать на взаимность?

Вонь, царившая вокруг, казалась особенно отвратительной, здесь находился главный сток, куда попадали все отходы. Весной дожди наполняли озерцо и его воды вымывали нечистоты. Но в этом году вода в озере не поднялась до нужного уровня, а к осени оно и вовсе обмелело. Арлетт была права: войти сюда по доброй воле уж точно никто не захочет.

«Но если она пришла сюда со мной, значит… — Губерта бросило в жар. — Ведь она уже была замужем и она не возражала, чтобы мы остались вдвоем…»

Рука юноши вновь коснулась своей груди. На нем была новая рубашка из шелка, перехваченная в талии широким кожаным поясом с медными клепками и серебряными бляшками, и еще сапоги с позолоченными шпорами, — все это за верную службу пожаловал ему после недавней потехи Роберт. Скоро они уедут. Предчувствуя свою кончину, барон наказал сыну собираться в дорогу. Теперь и в замке и за его пределами только и разговоров об их предстоящем отъезде…

Арлетт, заметив жест Губерта, напряглась, в глазах ее сверкнули искорки любопытства, но она изо всех сил старалась не показать интереса. Девушка давно знала, что молочный брат мечтает о ней. Вчера дружина возвратилась из рейда, значит, Губерт не с пустыми руками.

— Смотри, Арлетт, что я принес тебе, — решился он, вытаскивая из-за пазухи тяжелое ожерелье. О нем, конечно, никто не знал, Гвиберт бы отобрал, если бы увидел. А уж как не поздоровилось бы Найденышу, застань горбун его вдвоем с Арлетт. Два Языка давно прицеливался к прачкиной дочке.

Та взяла в руки подарок и, надув губки, придирчиво осмотрела.

— Не золотое, — протянула она разочарованно.

Сердце у Губерта оборвалось.

«Не понравился! Ей не понравился подарок! Проклятые греки! Почему у них не оказалось для меня чего-нибудь такого, что привело бы в восторг моего ангела?»

— Тут есть и золото, — спохватился он. — Посмотри внимательнее! — Найденыш выхватил факел из углубления в стене и поднес его поближе, чтобы подруга могла получше рассмотреть подарок. — Вот же, вот!

И действительно, большие серебряные монеты с неровными краями, с портретами неведомых грозных властителей чередовались с маленькими (слишком маленькими) золотыми кружочками, скрепленными между собой бронзовыми колечками. И все-таки украшение было очень красивым.

— Надень, — попросил подругу Губерт.

Арлетт приложила тяжелое ожерелье к шее и зацепила сзади один за другой бронзовые крючочки, потом подняла подбородок и встряхнула золотистыми волосами.

— Ну как? — спросила она. Губерт, охваченный восторгом, пылал ярче, чем факел в его руке. Он протянул руку и коснулся шеи юной прелестницы. Она вздрогнула, стараясь не показать волнения. — Красиво?

Губерт убрал руку.

— Да… — прошептал он с восхищением. — Возьми его, оно твое.

— Нет, — твердо сказала. Она решительно сняла ожерелье и протянула воздыхателю: — Я не могу принять эту вещь.

— Почему?

— Не могу же принимать подарки от мужчин, — округлила глаза Арлетт и едва ли не насильно вернула Губерту его дар. — Я вдова, что скажут люди?

Найденыш потупился, стараясь не смотреть на Арлетт. Он так огорчился, что ему не пришло в голову спросить, почему на ее доброе имя не оказывают никакого пагубного влияния подарки других мужчин.

— И потом… — продолжала Арлетт после небольшой паузы, — Роберт рассердится на тебя, если узнает про твой подарок. А если узнает Гвиберт… тогда берегись, ты ведь утаил ожерелье, правда?

Губерт напрягся: конечно, никто не видел, как он, ворвавшись в дом крестьянина, запихал себе за пазуху дорогое ожерелье (жена сняла, да, верно, спрятать не успела). А если крестьянин, получивший мечом плашмя по голове, прежде чем упасть, все же видел это? Что, если он все понял? Теперь чертов раб может прийти и пожаловаться барону не с тем, чтобы вернуть вещь, а хотя бы с тем, чтобы насолить обидчику. Вот к чему приводит жалость! Надо было убить раба!

— Вот видишь, — проговорила подруга. — Я забочусь о тебе… А потом… потом, Роберт в любом случае обидится. Он требует, чтобы я была только с ним…

— Ты была с ним?! — воскликнул Губерт, вскакивая со старой поломанной бочки, на которой сидел.

— Была? — удивилась Арлетт. — И была и бываю. Разве ты не знал? — Не дав молочному брату прийти в себя, она продолжала: — Мама не велела мне отказывать ему. Она заставляет меня умываться — терпеть не могу плескаться в воде! — и надевать чистую рубашку. К чему мыть лицо, если Роберт на него и не смотрит?