Валя Шопорова - Тени. Книга 2. Что, если у каждого есть второй шанс?

Психопатами… Но справедливо ли было бы это утверждение в адрес Хенси? В чём критерий нормальности с точки зрения психиатрии? «Если человек отдаёт себе отчёт в своих поступках, – гласят учебники по судебной психиатрии, – значит, он адекватен». Если следовать этой точке зрения, то Хенси являлась совершенно нормальным человеком: она не только отдавала себе отчёт в каждом своём «дурном поступке», но и планировала его, смаковала каждую деталь, с удовольствием взаимодействовала с жертвой, с обречённым…

Никого из восьмерых, кого Хенси отправила в мир иной, она не жалела, никого не поминала добрым словом, ни по ком не скучала, разве что…

Разве что, Мориц. Да, было в этом списке и исключение – Трюмпер, но она и по нему не скучала, не плакала, она попросту не умела этого делать. Последние свои слёзы она обронила, сидя у постели, на которой лежал труп её любимого врага, того, к кому она так и не смогла определиться, что испытывает. Того, кого она хотела убить, сломить, а потом… А потом не произошло. Верно, судьба уберегла её от вселенской ошибки, вновь подключив к делу проведение и его вершителя – Бруно, который не позволил свершиться разговору, который мог всё навеки сломить, растоптать.

Порою, Хенси думала о том, что могло бы случиться, не приди тогда Бруно, не убей он Морица, что было бы, поговори она с ним после того, как пришла той ночью, плюнув на всё?

Девушка старалась гнать от себя эти мысли, хотя бы потому, что в них не было смысла: мёртвых не поднимешь из могилы, а прошлого не вернёшь. Человек, вообще, весьма ограничен в своих ресурсах – у него есть только сейчас, тот короткий миг, который разворачивается в данную секунду, только моргни и вот он уже стал прошлым…

А настоящее ушедшее прошлое… Оно не имеет смысла, но оно и ценнее всего, потому что, порой, только в своих воспоминаниях мы можем быть теми, кем счастливы себя видеть и быть рядом с теми людьми, которых когда-то любили, а, может, и по сей день любим.

Но Хенси не было жаль прошлого, ей не было жаль ничего, хотя бы потому, что счастье её было так давно, так… призрачно, что девушка уже и не могла вспомнить, каково это – просыпаться и знать, зачем ты открываешь глаза, улыбаться, дышать и понимать, что каждый твой вздох не зря, понимать, что ты жив.

Этого у неё не было слишком давно, последний миг и вздох счастья в её душе затерялся где-то в лете 2007, когда она ещё не знала о смерти матери, когда вокруг были ещё не мягкие стены, а Макей только начал своё падение… Тем летом она ещё верила, что всё наладится, пусть внутри и была уже та самая дыра, что грызла девушку изо дня в день, но тогда она ещё имела шансы затянуться и стать, пусть уродливым, но шрамом, который имеет все шансы побледнеть с годами.

Теперь же надежды не было, слишком давно не было, но теперь было даже страшнее… Страшнее потому, что последние четыре, почти пять лет жизни Хенси не жила – существовала, хотя, на первый, невооружённый и оптимистичный взгляд, она могла показаться вполне живой, даже счастливой, даже… Но всё было ложью и враньём, всё было искусно запрятанным нарывом, который прорвало, едва появился повод. Всего лишь одного «люблю» хватило для того, чтобы в голове девушки, в тёмной материи её души что-то замкнуло. Она никому не намерена была прощать подобных слов, ни от кого не хотела их слышать и, тем более, она не могла, просто не могла слышать их от того, кто стал ей почти другом.

«Любовь всё портит, – любила говорить Хенси, выпуская ядовитые струйки сизого дыма. – Если бы не эта стерва, столько бы человек не полегло. Конечно, ради неё, поговаривают, совершают подвиги и начинают войны, но что есть война, если не смерть и убийство? Любовь всегда убивала и всегда будет убивать, потому что такова её сущность. Так было и будет. Не зря же бытует выражение „Любовь до гроба“, уже в самом определении любви запрятано то, что один обязан умереть, а, может, и двое. Это уже как повезёт…».

И, вероятно, у Хенси были все основания, чтобы так думать, чтобы ненавидеть слово «люблю», противопоставляя свои эмоции и чувства её истиной природе. Когда-то, если бы не любовь, девушка бы не пошла за Морицем, не зашла бы добровольно капкан, который с превеликим наслаждением захлопнулся, разрывая плоть девушки своими острыми, кровожадными зубьями. А отсюда вытекает, что, если бы не любовь, по крайней мере, восемь человек были бы живы, а ещё есть её родители, которые бы не покинули этот мир, не произойди той трагедии. Да, воистину, у Хенси были все основания ненавидеть любовь!

Хотя, сама девушка так до конца и не смогла понять, она ли это была или то было лишь помутнением рассудка? Увы, но со своим разговором она опоздала – судьба вновь решила всё за неё, фатум девушки вообще отличался редкостной директивностью.

Но в этой череде смертей и трагедий один человек, одна история выбивалась из общей картины. Не сложно догадаться, кто это был…

«Мориц, – с нескрываемым отвращением думала Хенси, кривя губы. – Кто, если не ты? Кто, если не ты, Трюмпер, мог всё испортить даже своей смертью? Даже это ты сделал так, чтобы испортить мне жизнь!».

– Мисс Литтл?

– М? – Хенси повернула голову, выходя из раздумий-воспоминаний и отмечая, что совершенно не заметила, что доктор привёл её в какое-то просторное помещение, совершенно не заметила, как пришла сюда…

– Вы в порядке? – в голосе мужчины сквозила участливость. Пока что Хенси это нравилось, обыкновенно, её начинало раздражать подобное, лишь приевшись, подобно приторной, пусть даже очень вкусной сладости.

– Да, – кивнула Хенси, отчего чрезмерно отросшая чёлка упала на её лоб, попадая в глаза.

Ещё не очень ровным, но уже достаточно отработанным движением девушка откинула длинные пряди назад, прилизала ладонью.

– Полагаю, это странный вопрос, но у вас не найдётся резинки или заколки?

– Эм…

Доктор пошарил по карманам, после чего бросил взгляд на своё запястье, несколько секунд раздумывая и снимая с него тёмно-синюю, почти чёрную резинку-браслет, протягивая вещь девушке.

– Спасибо, – кивнула Хенси, удивительно легко стягивая отросшие волосы в хвост и закрепляя его.

– Мисс Литтл, вы выглядите несколько растеряно…

– Я просто задумалась, – перебила мужчину девушка, объясняясь. – И, мистер Луццато… Зовите меня Хенси.

– Хенси?

– Да, – кивнула она. – Мне так надоело это «мисс»… – девушка скривила губы, выражая недовольство и пресыщение.

– Хорошо, Хенси, – согласился доктор, по его глазам было видно, что он рад тому, что пациентка чуть сократила дистанцию между ними. – Пройдите сюда, – он указал рукой в сторону стеллажей под стеклом.

«А этот милый еврей не обманул меня, – думала Хенси, подходя к длинным рядам застеклённых „прилавков“. – Здесь всё, в самом деле, как в лучших бутиках, только продавца в дорогой и выглаженной форме не хватает».