Марсель Монтечино - Убийца с крестом

— И за это — семь семьдесят пять? — воскликнул Голд, уставясь на салат. — Ну и жулики! Их стоило бы арестовать.

Хоуи расхохотался.

— ...Двадцать три минуты двенадцатого, в студии — ведущая Жанна Холмс. В нашей программе — беседа с Джессом Аттером, кандидатом в Законодательное собрание штата Калифорния от Дезерт-Виста. Мистер Аттер также является Верховным магистром Калифорнийского клана, что не мешает его намерениям попробовать свои силы в политике. Не так ли, мистер Аттер?

— Жанна, зовите меня просто Джессом. Вы абсолютно правы. Принадлежать к Калифорнийскому клану и одновременно баллотироваться в Законодательное собрание — отнюдь не противоречит одно другому. Более того, я уверен, что членство в Клане — лучшая подготовка к работе в собрании.

— Поясните, пожалуйста, Джесс.

— Так вот, Жанна. Возглавлять Калифорнийский клан — задача не из легких. Это тяжкий путь к вершине. Ты все время подвергаешься давлению — словесному, физическому, умственному, наконец, просто ругани — со стороны либералов и сочувствующей им прессы, со стороны правительства, симпатизирующего коммунистам, со стороны так называемых христианских клерикальных кругов, а также модного еврейско-сионистского лобби. Быть членом Клана — крайне неблагодарное дело. Порой чувствуешь, что ты — просто глас вопиющего в пустыне. Единственный одинокий голос разума и правды, тонущий в какофонии истерических воплей безумия. Это очень угнетает, но в то же время делает тебя непреклонным, заставляя твердо идти к поставленной цели. Члены Клана — люди горячего нрава. Нас нелегко сбить с верного пути, заставить поступиться принципами. Нам могут твердить, что черное — это белое, нам миллион раз будут выдавать ложь за правду, но мы плюнем им в лицо и в миллион первый раз ответим, что их правда — лжива. Не думаю, что хоть кто-то из нынешних членов Законодательного собрания настроен столь же решительно.

* * *

Уолкер припарковал синий фургон на служебной дорожке, которая шла параллельно проспекту Пико. Он выскочил из машины, не выключив мотор, оставив гореть фары, даже не приглушив радио, и торопливо прошел вдоль цепи, ограждавшей станцию Фишера по обслуживанию.

— Джесс, как вы относитесь к недавним актам вандализма в синагогах и прочих еврейских сооружениях?

— Сказать по правде, Жанна, меня это даже не удивляет. Я столько времени твердил тем, кто желал слушать, что в этой стране незримо бьется большое трепетное сердце, полное ненависти к евреям. И по-моему, последние акты героизма лишь подтверждают мои слова.

* * *

Доберман, тихо дремавший под передним крылом «мерседеса», услышал знакомые шаги, вскочил с места и встал в стойку у ограды, угрожающе скаля зубы. Уолкер хихикнул.

— Неужели можно безнаказанно оставаться нацией роботов, нацией ростовщиков, мошенников и лжецов, нацией, запятнавшей себя позором бесчестья и предательства, и не осознавать, какую ненависть это рождает в честных сердцах! Какие ответные действия влечет за собой!

* * *

Уолкер пнул решетку ограждения, и собака с рычанием прыгнула на него, царапая когтями металл.

— Заметьте, Жанна, антиеврейские выступления знаменуют крушение надежд белых американцев-христиан. Ибо кому заступиться за них? Абсолютно некому. У негров есть Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения и Национальная городская лига, к услугам евреев — вся пресса и телевидение, латиносы — под крылом католической церкви; даже у индейцев есть свой правоохранительный орган. Но кто выступит в защиту белых американцев-христиан?

* * *

Уолкер приставил «магнум» 357-го калибра к ограде, потом протолкнул его внутрь. Псина кинулась на оружие и сжала челюсти. Раздался сдавленный хрип, и в воздух полетели куски плоти. Правую половину собачьей морды снесло вчистую, на том, что осталось от левой, застыл тусклый безжизненный взгляд, как у чучела. Кровь хлынула на гладкий лоснящийся бетон. Туловище добермана боком пропрыгало несколько шагов, пошатнулось и рухнуло. Черные изящные лапы вздрогнули, царапнув когтями воздух, и оцепенели.

— Известно ли вам, Джесс, что очень многие — например, Джерри Кан из Еврейского вооруженного сопротивления — обвиняют в осквернении синагог именно членов Калифорнийского клана?

— Простите, Жанна, что я смеюсь, но меня это просто восхищает! Этот еврей Джерри и молокососы из его банды готовы свалить на нас половину преступлений, совершаемых в Южной Калифорнии. Вынужден признаться, что к последним событиям члены клана совершенно непричастны. Но, кто бы ни устраивал подобные патриотические акции, я был бы рад пополнить наши ряды такими людьми. Очень рад. Ибо только действуя с ними заодно, нам удастся вывести страну на правильный путь.

* * *

Уолкер дал газ, и машина с ревом умчалась.

Эстер плакала, оттирая раковину в туалете фотоателье. Слезы катились по щекам и капали с кончика носа. Она выпрямилась, вытерла лицо. Поймала свое зареванное отражение в зеркале и тяжко вздохнула.

— Господи, на кого я похожа!

Выйдя из туалета, она прошла через приемную, открыла ключом входную дверь и оказалась на бульваре Робертсона. Промокнув лицо, Эстер прислонилась к стене. Через секунду появилась Луп с двумя дымящимися чашками кофе. Не говоря ни слова, она протянула одну из них Эстер. Та взяла ее столь же безмолвно. Луп по-индейски присела на корточки и сделала глоток. Мимо проехала патрульная машина, полицейские кивнули девушкам.

— Que pasa, hermana? [59] Что случилось, сестричка? (исп.). — наконец произнесла Луп, взглянув на Эстер.

Эстер молча покачала головой.

Луп окинула взглядом пустынный бульвар. На противоположной стороне размещался магазин, торговавший здоровенными кукольными домиками. Это называлось «усадьба в миниатюре».

— Опять он, — произнесла Эстер наконец. — Все мой Бобби.

Она отхлебнула кофе. Луп молча смотрела на улицу.

— Кажется, он снова начал колоться.

Луп пожала плечами.

— Но ведь он на свободе всего два дня. Даже меньше. Дай ему оглядеться, chica! [60] Девочка (исп.).

Эстер мотнула головой.

— Я его слишком хорошо знаю, Луп. Я это чувствую. Такое впечатление, что у него внутри какой-то нарыв который болит все сильнее и сильнее, покуда не созреет. А Бобби места себе не находит и успокаивается только тогда, когда вкатит себе героина.

— Дай ему время, дорогая. Ведь он год провел за решеткой. Потерпи.