Йоко Сано - Одна литера

Ее лицо немного побледнело, а тон был такой, словно она чем-то взволнована.

— Ну что ж, милые дамы, вы тут разговаривайте, а я тем временем задам несколько вопросов управляющей домом. Пойдемте, Сиоми-сан. — Эбизава направился к двери.

Сиоми не очень охотно — бледность Дзюнко его обеспокоила — последовал за ним.

Когда они постучали в дверь Таэко Кинугавы, та отозвалась усталым голосом:

— Кто там?.. Я лежу, голова разболелась…

— Простите за беспокойство, я из газеты «Хокуто». Хотелось бы спросить вас…

— Как неудачно! У меня жуткая головная боль…

Сиоми глянул на Эбизаву. Тот пожал плечами — ничего не поделаешь.

— В таком случае еще раз простите! Помешали вам отдыхать.

— Это вы меня простите. Полежу часок, может быть, боль пройдет…

Несмотря на отказ, голос ее звучал достаточно приветливо.

Всенощное бдение по покойной Суми Фукуй началось в шесть часов вечера. Собрались в комнате, где она совсем еще недавно жила вместе с сестрой.

В «Сираюки-со» татами не было, и сейчас это оказалось очень неудобным. Стульев на всех не хватало, а если бы добавить еще, они бы не уместились в комнате. Выручила оправившаяся от головной боли Таэко Кинугава — она принесла три одеяла. Их постелили на пол, и собравшиеся разместились на них. Обстановка была необычной, не соответствовавшей традиции. Миэ — сославшись на то, что сестра не соблюдала никаких обрядов и даже на могилу покойного жениха не ходила — не пригласила буддийского священника, не соорудила в комнате алтаря. Казалось, люди собрались просто поговорить. Создавшуюся неловкость несколько исправил Эбизава, предложивший почтить память покойной минутой молчания.

На этом церемония закончилась. Собравшиеся — соседи, репортеры и все, кто так или иначе был связан с «Дэра», — могли бы разойтись, но почему-то никто не уходил. Разговаривали, пили чай с принесенными сладостями. Возможно, людей удерживало присутствие Эбизавы и газетчиков: каждый надеялся узнать что-то новое о происшествии.

И действительно, через какое-то время Эбизава попросил, чтобы его выслушали. Все разом замолчали.

— Вообще-то, — начал Эбизава, — не принято вести посторонних разговоров на всенощном бдении. Но мне кажется, душа усопшей не обретет покоя до тех пор, пока не станет ясно, кто совершил это злодеяние. А настоящей ясности пока нет. Поэтому, если вы не против, мне бы хотелось рассказать вам о результатах нашей проверки и выслушать ваши соображения. И — кто знает — быть может, все тайное станет явным…

Эбизава окинул взглядом присутствующих. Все продолжали молчать. Потом Аримура сказал:

— Сенсей, судя по вечерке, этот студент признался. Выходит, тайного уже не осталось. Разве не так?

— Да, конечно, можно принять это признание за истину и на том успокоиться. Однако тут много странного и спорного. Потому я и затеял этот разговор. Впрочем, если вы возражаете, мы можем разойтись.

— Ах ну что вы! Какие могут быть возражения! — Аримура, оставаясь верен себе, очень по-женски всплеснул руками.

— Позвольте мне задать вопрос, — подала голос сидевшая в дальнем углу Чизуко Хамамура.

— Пожалуйста! Прошу вас.

— Вы считаете, сенсей, что студент Оотагаки невиновен?

— Видите ли, он мой клиент. Профессиональная добросовестность не позволяет мне не усомниться в той версии, которую отрицает подзащитный.

— Но он же не отрицает своей вины!

— Поначалу отрицал, потом вроде бы признался. Сегодня утром я первым услышал признание из его уст. И оно вызвало у меня немалое сомнение. Далее. За истекшие два дня я имел возможность поговорить с присутствующими здесь Нисихарой-сан, Коно-сан и господами репортерами. Кое-что выяснилось. В результате у меня сложилось мнение, что Оотагаки невиновен. И не только это. Если сейчас удастся разрешить некоторые вопросы, думается, я смогу назвать настоящего убийцу… Или скажем так: человека, сыгравшего главную роль в этом преступлении, — Эбизава замолчал, вынул из пачки сигарету и закурил.

Сиоми и Ясиро, подтолкнув друг друга, удивленно уставились на Эбизаву. Мураока чуть подвинулся и уселся так, чтобы видеть входную дверь, — словно ожидая появления обещанного преступника. Дзюнко Нисихара и Сэйко Коно переглянулись, при этом Сэйко вдруг резко побледнела — от возбуждения, быть может. А Чизуко Хамамура, последовав примеру адвоката, закурила.

— Если Оотагаки невиновен, — вновь заговорил Эбизава, — тогда убийцу надо искать среди обитателей этого дома…

Кто-то из женщин ахнул.

— Откуда у вас такая уверенность? — резко спросила Таэко Кинугава.

— Ну, полной уверенности у меня нет… Но два обстоятельства указывают на это. Как установлено следствием, Аканэ-сан была убита между двумя и тремя часами ночи. Снегопад кончился в начале второго. На снегу никаких следов не обнаружено. Понимаете — никаких! Так не бывает. Что-нибудь да останется. Пусть не четкие следы, а лишь намеки, что кто-то прошел, ну, небольшие ямки, углубления, что ли… А тут — девственно-чистый снежный покров. Это первое обстоятельство. Далее, второе. Есть достаточно обоснованное предположение — я разъясню его несколько позже, — что Аканэ-сан убили сразу после того, как она побывала в туалете. Очевидно, преступник, зная ее привычку вставать ночью, воспользовался именно этим моментом. Вряд ли постороннему были известны такие подробности. Во всяком случае, он не смог бы точно рассчитать время. А живущий в этом доме имел возможность наблюдать из своей комнаты… И вновь вернусь к снегопаду. Ведь не угадаешь, когда он кончится. Если до того, как убийца совершит задуманное, то опасность велика: останутся следы, когда он будет уходить.

— Ну, знаете, сенсей, тут может быть и другая точка зрения, — возразила Чизуко Хамамура. — В снежную ночь на улицах ни души. Самое время для преступлений. Разве не так?

— Что ж, вполне здравое рассуждение… Возможно, и другие считают, что преступник не из живущих в этом доме?

— Ну, голову на отсечение я не дам, что именно так. Но, вероятно, всем нам трудно представить, что кто-то из нас мог убить соседку.

Все поддержали Хамамуру. А Аримура добавил:

— Правильно! Наш дом особенный. Обычно женщины, живущие вместе, нередко ссорятся по мелочам. У нас ничего подобного не бывает. Мы все отлично между собой ладим.

Эбизава и репортеры еще раз подивились «женскому» самосознанию Аримуры.

Между тем он продолжал:

— Сенсей, еще я хотел сказать вот что. В нашем доме есть место, где мог бы спрятаться злоумышленник. Вторая комната, находящаяся между комнатой Кинугавы-сан и моей, пустует.