Йоко Сано - Одна литера

— Что ж, господа репортеры, основное вам уже известно, — Кёко окинула взглядом присутствующих. — Мне остается досказать немного.

… Мы, значит, стали думать да гадать, как заполучить лотерейный билет. Повторяю: без вещественного доказательства в полиции вряд ли бы нам поверили. Могли заподозрить, что Дзюнко Нисихара лжет, выгораживая себя. В ту ночь, обрабатывая Нисихару в пустой комнате, преступник обмолвился, что спрячет билет в надежном тайнике, где его никто никогда не отыщет… И действительно, разве можно угадать, что это за тайник? Он мог находиться в любом месте — город велик.

Как вам известно, таблицы выигрышей вывешиваются в банках через три дня после тиража. Если преступник запомнил номер, он мог понять, увидев такую таблицу, что произошла ошибка. И без промедления уничтожил бы свой билет. Короче говоря, нам надо было спешить…

И вот что мы сделали… Вчера поздно вечером я села за руль и повезла Дзюнко Нисихару в «Сираюки-со». С большими предосторожностями она проскользнула в дом. Не стану пересказывать ее беседу с Томоко Нозаки, это слишком длинно. Скажу основное. Финансовая контора Сато обменивает выигравшие лотерейные билеты на наличные деньги за пять процентов комиссионных. Томоко Нозаки согласилась произвести эту операцию на следующее утро, чтобы расплатиться с Нисихарой, не дожидаясь, когда банк начнет погашение тиража. Договорились, что Дзюнко будет ее ждать в привокзальном туалете в двенадцать часов дня.

Сегодня утром я вновь села за руль, и мы заранее прибыли на место действия. Сидя в машине неподалеку от конторы Сато, я страшно волновалась. А вдруг Нозаки не придет, и все сорвется?.. Она ведь могла передумать или воспользоваться какой-нибудь другой конторой. Мы решили: если она не появится, Дзюнко Нисихаре придется к двенадцати часам войти в вокзальный туалет и ждать ее там. Но Томоко Нозаки появилась…

— Санада-сан, — громко спросил один из репортеров, — выходит, арест Томоко Нозаки ваших рук дело?

Кёко улыбнулась:

— Ну, не совсем… В полиции нравов у меня есть знакомый сыщик, господин Томихара. Вот ему я и сообщила, что Томоко Нозаки сегодня утром должна прийти в финансовую контору Сато. А уж он принял соответствующие меры…

…Оказывается, Томихара давно взял на заметку эту женщину, жившую в Саппоро под другой фамилией. У нее была своя тайна — та самая, которую знала Аканэ. Томихара потихоньку вел негласное расследование и выяснил, что ранее она не раз арестовывалась за нарушение Закона об общественных нравах. Однако сейчас ничего предосудительного за ней не числилось, и сыщик оставил ее в покое… После моего сообщения он даже обрадовался: у него появился предлог как следует разобраться в делах этой подозрительной личности. Томихара переговорил с начальником розыскного отдела, и тому удалось получить ордер на арест «по подозрению в укрывательстве преступника».

Поначалу Томоко Нозаки отрицала свою вину, но после очной ставки с Дзюнко Нисихарой и предъявления лотерейного билета во всем призналась…

В этот момент в комнату буквально влетел Мураока и прямо с порога задал вопрос:

— Санада-сан, не томите, скажите, какая тайна была у Аримуры?

Послышались удивленные возгласы:

— Как?!.. Аримура?!..

Все репортеры разом повернулись к Мураоке.

— Сейчас объясню, — сказал Мураока, переведя дух. — Из рассказа Санады-сан стало ясно, что подозреваемых осталось только двое: Чизуко Хамамура и Синдзи Аримура. Если кто-то из них девятнадцатого числа сдал в чистку белый свитер, то к двадцать первому — когда было всенощное бдение по покойной — он еще не мог быть готов. А Аримура был в белом свитере. Вот я и решил, что он и есть Томоко Нозаки…

— Мураока, что ты болтаешь?! — выкрикнул кто-то. — Ведь Аримура мужчина!

— Позвольте мне объяснить! — взял слово сыщик Фунаки.

Под именем «Синдзи Аримура» скрывалась женщина, которую на самом деле звали Томоко Нозаки. Ранее она жила в городе Асихигава и занималась уличной проституцией. Когда издали закон о полном запрещении проституции, она не раз попадала в полицию и в конце концов переехала в Саппоро. Тут, изменив имя и фамилию и ловко используя свою узкобедрость и плоскогрудость, она выдала себя за мужчину и устроилась работать в гомо-бар. Изобразить женственного голубого ей ничего не стоило.

В Саппоро не так уж много гомо-баров, и все работающие там голубые у полиции наперечет. Томоко Нозаки как раз на это и рассчитывала: ей было надо, чтобы никто не сомневался относительно ее принадлежности к мужскому полу. Свою роль она играла прекрасно, и вскоре прослыла одним из самых женственных голубых парней в городе. Гомосексуализм законом не преследуется, даже в тех случаях, когда один из партнеров оплачивает услуги другого. Для Томоко Нозаки это было очень удобно. Она спокойно продолжала заниматься проституцией. Если сыщики из полиции нравов видели, как она на улице договаривается с мужчиной, они не вмешивались, считая ее голубым…

— Позвольте, — перебил Фунаки один из репортеров, — как-то дико получается… Я понимаю, что полиция могла ошибаться, но партнеры-то?!

— Это вопрос тонкий, — усмехнулся Фунаки. — Ловка она, эта самая Нозаки… В баре-то она, наверное, осторожничала, избегала настоящих гомосеков. А на улице, договариваясь с незнакомым клиентом, становилась женщиной, обычной проституткой. Пойди тут разберись…

— Ну и артистка! Новость прямо-таки потрясающая… А как же Аканэ-сан узнала?

— Она говорила, что один из клиентов, рассчитывавший, видно, что имеет дело с мужчиной, потом разболтал спьяну, — рассмеявшись сказала Кёко. — Мужчины порой любят поделиться впечатлениями, когда случай из ряда вон… Разве не так?

Но репортеры уже ее не слушали. Все повскакали с мест, торопясь дать в редакции сенсационный материал.

Фунаки поблагодарил Кёко за подробную информацию, и они разошлись.

Покинув здание полиции, Кёко позвонила Эбизаве и попросила его прийти в кафе, где они обычно бывали. Он пришел сразу.

Едва сев за столик рядом с Кёко, Эбизава сказал:

— Час назад Оотагаки освободили, он туг же прибежал ко мне благодарить. Сказал, что придет в «Дэра», чтобы выразить особую благодарность тебе. Славный парень…

— Скажи честно, ты на меня сердишься? — Кёко взглянула на Эбизаву не без лукавства. — Понимаешь, я все время хотела с тобой поговорить, посоветоваться, да как-то не получалось… А я делала промахи, один за другим… Так сердишься или нет?

— Ну что ты! Я тобой восхищаюсь, правда, правда! Способ, каким ты заставила преступницу выложить вещественное доказательство собственными руками, это прямо-таки профессионально.

Опасения Кёко оказались напрасными. Эбизава искренне радовался ее успеху.