Инна Тронина - Мёртвая вода

Лучшего конца для себя Озирский не желал. Хорошо, что дожил до этого дня. Он умрёт на последнем рубеже, как мечтал когда-то, в сотый раз прибежав в кино на фильм про войну. Тогда и во сне не могло присниться, что подобное ещё будет возможно. В катастрофе, от пули или ножа, от старых ран или от инфаркта; в своей или в больничной постели… Но не так! Цыганка Ливия в Приднестровье предсказала судьбу иначе. Но даже самые одарённые гадалки в одном случае из ста ошибаются…

Надо решить вопрос о дальнейших действиях – исключительно коллегиально. Более того, пусть выскажутся все, кто хочет. Андрей не боялся ответственности. Он просто считал, что выбирать между жизнью и смертью каждый член его группы должен лично.

Роман Брагин подошёл неслышно. Вокруг грохотало, как в аду, и потому даже прикурить он попросил жестом.

Наклонившись со своей «Беломориной» к зажигалке Андрея, он просипел:

– Таманцы, блин, бьют прямой наводкой по «стакану», и кантемировцы [10] КАНТЕМИРОВЦЫ, ТАМАНЦЫ – военнослужащие Кантемировской и Таманской дивизий. Принимали участие в октябрьских событиях 1993 года на стороне Б. Н. Ельцина. тоже. Скоро, чую, на штурм пойдут. Нам не удержаться. – Брагин присел на корточки посреди ковровой дорожки. Он сорвал голос, когда командовал их группой, и теперь чувствовал себя неловко. Чтобы не тратить время зря, Брагин вытащил пистолет, патроны, и стал набивать обойму.

– По «тонне» баксов танкистам за каждый выстрел платят, – продолжал он. – И квартиры московские обещают.

– Я знаю. – Озирский внимательно осмотрел свой отряд.

Все ребята носили одинаковую камуфляжную форму и чёрные береты с нашивками. За эти дни группа успела уже не один раз отличиться, и считалась здесь самой результативной, боеспособной. Потому им и доверили охранять пятый, самый важный этаж. Тут размещалось так называемое «председательское крыло».

– Ромыч, слушок прошёл, что не болванками, а вакуумными стреляют…

– Да какими болванками! – Брагин вставил выразительную, но нецензурную фразу. – Горит вовсю, как факел. А дом-то каменный, да ещё промороженный насквозь, электричество отключено. Чтобы поджечь, сильно постараться надо, – сощурив стальные глаза, шёпотом говорил Брагин. – От болванки, блин, и изба не загорится.

– Ромыч, вызывай ребят, – распорядился Андрей. – Совет держать будем.

– Есть!

Брагин, с прилипшим к губе окурком, щёлкнул в темноте кнопками. Услышав его сорванный голос, ребята бросились со всех этажей, понимая, что командир зря отвлекать их не станет.

Пока ребята собирались на «летучку», Роман шарил в эфире; он ежеминутно старался узнать какие-либо новости.

– Восемьсот восьмой, я восемьсот первый! – донеслось сквозь помехи и выстрелы. – К вам идёт помощь. Держитесь. Не давайте пройти на этажи…

– Ромыч, выключи. Никакой помощи нет. Радиоигры, – махнул рукой Андрей. – Нам надо сейчас решить, что будем делать после капитуляции…

– Капитулировать решил?… – не поверил своим ушам «дельфин», приднестровец Кондрат Мунтяну. – Вот уж не ожидал именно от тебя!.. Чтобы Озирский поддался панике…

– Да какая паника? – устало перебил Андрей. – Может, я, конечно, не гений, но и не идиот. Факт, что Дом падёт – не сейчас, так к вечеру. Армия выступила на стороне отрешённого от власти Президента. Поскольку министра обороны отстранили тоже, он сейчас пошёл ва-банк, бок о бок со своим Главнокомандующим. А, значит, наше дело с этой минуты проиграно. В противном случае мы могли бы на что-то надеяться. Именно от позиции Вооружённых Сил, в конечном счёте, зависит победа или поражение любого восстания. Нам с вами выпала горькая доля, ребята…

– И что ты предлагаешь? – Мунтяну немного сбавил тон.

– Предлагаю всем вам уходить отсюда – любыми доступными путями. Надо, конечно, получить разрешение нашего командования. Всё же мы – не банда, а подразделение в составе вооружённых сил Верховного Совета.

– Какого именно командования? – допытывался Кондрат.

– Руцкого [11] РУЦКОЙ – Руцкой Александр Владимирович (1947). Военный лётчик, «афганец». Герой Советского Союза, генерал-майор. Избран вице-президентом России в тандеме с Б. Н. Ельциным (июнь 1991 года). С 1992 года перешёл в оппозицию, не поддержав политику «шоковой терапии» Гайдара. В сентябре 1993 года, после отрешения Ельцина от власти Съездом народных депутатов вступил в должность Президента. После падения Дома Советов арестован. Амнистирован на стадии следствия постановление Государственной думы РФ в феврале 1994 года. или хотя бы Ачалова [12] АЧАЛОВ – Ачалов Владислав Андреевич (1945), генерал-полковник, министр обороны в правительстве Руцкого. Арестован после подавления восстания в Москве. Амнистирован постановлением Государственной Думы вместе с остальными участниками событий 23 февраля 1994 года. , – чётко ответил Озирский. – Тогда мы свободны.

– А ты? – Леонид Ерохин, как и Брагин, бывший рижский омоновец, снял берет и вытер им лицо. В коридоре было очень жарко – огонь с верхних этажей спускался вниз.

– А я ещё подумаю, – прищурился Андрей. – Остаться здесь – стопроцентная смерть или арест с неясными последствиями. Побег с поля боя – трусость. В то же время, бессмысленная кончина меня тоже не прельщает. Мы ведь уйдём не для того, чтобы отсиживаться по углам. Глядишь, и какое-нибудь дело найдётся. Не так здесь много по-настоящему боеспособных ребят, чтобы глупо жертвовать ими… – Озирский, уже по своей инициативе, опять включил рацию.

«Я сам – офицер! – донеслось оттуда. – Мы все давали присягу на верность Родине и Конституции. Кого вы защищаете?…»

– Там же по тыще гринов [13] ГРИНЫ – доллары (жарг.) за выстрел! – с болью сказал Ерохин. – Какая им присяга? Зачем воздух сотрясать? Об одном жалею – нельзя пристрелить хоть одного такого иуду! – Он сидел на полу, обхватив руками колени. Потом поднял голову: – Андрей, это не трусость… Надо уходить. Мы ещё на воле повоюем. Что здесь без толку пропадать? Вдруг где-то живыми пригодимся? Ну, отступим, допустим. Так не всё время же наступать!

– Да мы третий год отступаем! – Озирский с силой выдохнул дым. – Пора бы уже в контратаку переходить, да всё не получается. И ясно, почему. Мало нас, мужики, хотя народу в брюках много. В том числе и в форменных. Да и большинство народа нас бандитами считает, а не тех, кто закон нарушил. Им так по телевизору сказали…

«Офицеры, не стреляйте против собственного народа. Нам не дают вынести раненых, спасти женщин и детей, которые погибают. Я прошу вас прекратить огонь…»

– Это уже не офицеры, а паханы, – просипел Брагин. – Да и с теми, скорее всего, можно договориться…

– Итак, ребята, мне нужна полная свобода действий, – продолжал Озирский. – Те, кто не входит в нашу группу, пусть распоряжаются своей судьбой сами. Впрочем, гнать их мы тоже не будем, но в таком случае потребуем безоговорочного подчинения. Кстати, Лёня, ты прав, – Озирский взглянул на Ерохина. – Такие, как мы, на улице не валяются. И жизнь сегодняшним днём не кончается – надо думать о будущем.