Инна Тронина - Мёртвая вода

– Мы будем до последнего верны и Вам, и Президенту Руцкому. Но это не значит, что бы просто бессмысленно погибнем…

Андрей оглядел своих ребят и залюбовался ими. Нет, таким погибать грех. Если бы и руководство Сопротивления согласилось уйти! Андрей задействовал бы конспиративные квартиры, мобилизовал всю московскую агентуру. Но почему-то казалось, что согласия на это не будет.

– Вас уже дважды хотели ликвидировать – второго числа и третьего. Но мы, на счастье, помешали. С вами хотят жестоко расправиться после того, как займут Дом. Вы не должны попадаться им в руки. Я не знаю, что это будет – расстрел или самосуд. В любом случае, лично вам и другим руководителям нужно немедленно скрыться. Только не надо ни в чём себя винить…

У Андрея сильно защипали под веками – то ли от дыма, то ли от слёз. Ведь разговаривали они со спикером, конечно же, в последний раз. Но и этой малости хватило, чтобы составить мнение о человеке. В стрессовых условиях характеры раскрывались сразу, и всё наносное моментально сползало с человеческих душ. Жертвенных людей Озирский ценил всегда. Ему было, что вспомнить, с чем сравнивать. И потом, он всегда судил придирчиво. Внимательно наблюдал, не садится ли у человека голос, не трясутся ли руки, не пульсируют ли зрачки.

Здесь всё было в порядке, и Озирский про себя удивился. Вряд ли спикер занимался чекистским тренингом, как сам Андрей. Впрочем, он принадлежал к народу, который слишком много страдал. И, стало быть, умел принимать удары судьбы достойно, как подобает мужчине. И пусть это – штатский человек, профессор, всё равно – он выглядит несравненно лучше всех генералов с обеих сторон, которые были слишком уж эмоциональны.

– Не изводите себя мыслями о том, что в чём-то виноваты. Что не нашли верного выхода из положения. Я не имею привычки льстить. Теперь здесь больше нет ни должностей, ни субординации. И хочу вам сказать несколько слов, потому неизвестно, чем кончится дело.

Андрей про себя подумал, что нужно послать кого-то из ребят за ответом на поданную записку. И сделать это нужно поскорее. Судя по грохоту внизу, штурмующие части уже прорвались на первый этаж. Сверху же наступает их союзник – огонь.

– Вы – не военный. Вы – политик. Надо сказать, знающий политик. Вы и ваши депутаты, при всех к ним претензиях сделали всё, что могли. Вы хотели предотвратить этот переворот, по возможности, подавить его. У вас за последнее время не было ошибок. Все грехи остались в девяносто первом году. Теперь вы очистились огнём, искупили свою вину. Я знаю, как тяжело вы переживали исход референдума двадцать пятого апреля. Вы тогда надеялись на здравый смысл нашего народа. Я тоже на него надеялся. Видимо, та драма имела в основе какие-то особые черты чисто русского этноса. Ни мне, поляку, ни вам, чеченцу, понять это не дано. Чтобы ни случилось сегодня и после, я буду гордиться знакомством с вами – на том и этом свете. Более жуткой и одновременно светлой минуты в моей жизни ещё не было…

Остальные стояли в проходе молча, прислушиваясь к разговору. Слова сопровождались свистом, громыханием и приближающимся треском пожара.

Карие глаза спикера сейчас казались чёрными – может быть, потому, что его лицо словно залили гипсом. Такого безмолвного, загнанного вглубь отчаяния, Озирскому ещё не приходилось видеть. Впрочем, нет, он видел… И слышал сейчас мелодичный голос Сальмы Эфендиевой, кстати, внешне очень похожей на нынешнего собеседника. Видимо, они приходились друг другу роднёй.

«Всё должно быть внутри. Даже если убивают твоего ребёнка, надо стоять с каменным лицом…»

– Если мы терпим поражение, значит, я не сделал всего, чтобы не допустить поражения…

Бойцы Андрея расступились, и несколько секунд смотрели вслед ушедшим. Их командир с трудом отнял руку от берета. Всё время разговора он стоял навытяжку, как в Почётном карауле.

– Серёга! – Озирский нашёл глазами Макаркина и выразительно откашлялся. – И кто ещё здесь есть патриоты… Ещё раз – никакого нацизма я не потерплю! На братских могилах крестов не ставят.

– Ты это чего? – даже испугался Брагин. – Мы не стадо, чтобы гуртом в землю идти!

– Ромыч, я о другом. Я о том, что учение Пророка Мохаммада, да пребудет с Ним мир, есть высшее озарение. Настоящих мужчин, похоже, можно воспитать только по Корану. Да и женщины у них замечательные! – Озирский немного помолчал. – Так, теперь другое. Мы с Ромычем отправляемся на поиски Оксаны Бабенко и её матери. Леонид, Кондрат, Мирослав… Впрочем, и остальные могут помочь… Вам нужно обязательно встретиться с тем, кому я отдал записку. Встреча у председательского крыла здания. Он должен сообщить ответ.

– Ты что, их вывести и спрятать надумал? Президента и спикера? Или ещё кого-нибудь? – Мирослав Компанийц из Тирасполя, которого Андрей знал уже полтора года, смотрел недоверчиво, рассеянно. – А если согласятся, сможешь?…

– Так затараканю, что все ахнут. Жилплощадь есть, первые люди – тоже. Только вряд ли они на это пойдут. – Озирский сверился с часами. – Не знаю, сколько ещё продержится Дом. Скорее всего, до вечера. За это время нам нужно решить ещё много вопросов. Ромыч, за мной! Остальным делать то, что я сказал. По получении ответа ищите нас у Октябрины Михайловны в подсобке. Перед тем, как уходить, мы туда заглянем. Мне бы ещё вас в Тирасполь отправить! Если повезёт, конечно. Ромыч, дай мне твоих папирос покурить?

Брагин немедленно достал пачку «Беломора». До сегодняшнего дня Озирский эту дрянь не признавал.

– Ждите меня, помогайте тем, кто попросит. Но головами особенно не рискуйте – чай, не капуста.

– Есть! – вразнобой отозвались ребята. – Возвращайся целым, командир. Ром, береги его.

– Сберегу! – твёрдо пообещал Брагин.

Он всегда ходил за Озирским след в след. Так Роман пошёл и сейчас – готовый в любую минуту, особенно при проходе мимо разбитых окон, повалить Андрея на пол, прикрыть собой от снайперских и пулемётных «гостинцев». Кое-кто ещё пытался орать в мегафоны о миролюбии и Конституции. Отвечали им, чаще всего, выстрелами. Среди стекол, извести и пластиковых мятых бутылок валялись окровавленные бинты, одноразовые шприцы и тампоны.

– Андрей, Роман! Господи, да где же вы?!

Рыжая пышноволосая девчонка с модельной фигурой вылетела из-за угла и вцепилась холодными жёсткими пальцами им в рукава. На девчонке даже «камуфляжка» выглядела, как купальник из змеиной кожи.

– Говорят, войска и омонцы уже через несколько подъездов прорвались. И там, в холле, бой идёт! Как клево, что я вас встретила. Мне маму найти надо. Она в «стакане», в столовой…

– Ксюха, мы вас и ищем! – Брагин встряхнул девчонку за плечи. Сейчас он был больше всего похож на ресторанного «гоблина», успокаивающего пьяную красотку. И без того мощная челюсть булыжником торчала вперёд. Озирскому даже стало не по себе.