Херберт Бергер - Злые пьесы

Почтальон: Вот черт!

Куртставит закорючку.

Моника: Что такое?

Почтальон: Руки какие-то странные. Прошлый раз были кожа да кости, а теперь здоровенные лапищи!

Куртбыстро прячет руки под стол.

Моника: Ах, это! Это… это просто отеки. Она ужасно отекает.

Почтальон: Вот оно что! То-то ее лицо показалось мне опухшим. Ну, долго она не протянет. ( Вынимает деньги. ) Уж как начнет вода на сердце давить, так, считай, все, кранты.

Почтальонотсчитывает на столе 18 972 шиллинга, смотрит на квитанцию.

Почтальон: А что теперь? Как насчет того, чтобы я кое-что принес в нижнюю квартиру?

Моника: Бросьте это в почтовый ящик.

Курт: Большое спасибо, господин почтальон, спасибо!

Почтальонмедлит, Куртбросает на него взгляд.

Курт: Чаевых не будет. Вы плохо вели себя. Фу, стыдитесь! До свидания.

Почтальон: Чтоб ей, глушне, еще и ослепнуть!

Моника: До свидания. Дверь сами найдете.

Почтальон: До свидания, недотрога! До свидания.

Почтальонуходит. Моникаи Куртнапряженно ожидают, пока не слышат, как хлопает входная дверь. Моникабросается Куртуна шею.

Моника: Курт! Замечательно! Замечательно! Ты был великолепен! Но вначале ты едва не выдал нас.

Курт: Позволила тискать себя. Ну ты и…

Моника: Что значит, «ну ты и»… Ну скажи, скажи! Я должна была его как-то задержать, между прочим, по твоей милости!

Курт: Подставив грудь, что ли?

Моника: Что тебе опять привиделось? Смотри! Мы заработали 19 тысяч шиллингов, по две тысячи в минуту.

Курт: За такие деньги ты и на большее готова? Не только грудь подставить, да?!

Моника: Вот раскрою тебе череп палкой. Как ты смеешь говорить со мной, как с проституткой, подлый ты тип, подлый, подлый!

Курт: Убей меня, и тогда ты каждый день сможешь кой-чего получать от своего почтаря-Казановы.

Моника: Ты слишком глуп. Сейчас и ты мог бы кой-чего получить, но ты слишком глуп.

Курт: Что у тебя за мысли? Там, за стенкой, лежит покойница. Я сейчас переоденусь, и мы вызовем доктора… ( Внезапно ему в голову приходит ужасная мысль, он кричит. ) Ты, со своими проклятыми идеями! Нас же спросят: где ее деньги, где пенсия?

Моника: Кто спросит?

Курт: Ох, какое идиотство! Какое идиотство… Она уже окоченела! Она уже пять часов как мертва! Врач это установит, и что тогда? Кто получил деньги, если она уже была мертва? Все раскроется! Нас посадят! За решетку! Как пить дать — посадят, и глазом не успеешь моргнуть.

Моникавысоко поднимает деньги.

Моника: Куртик, ты зарабатываешь 19 тысяч шиллингов в месяц? Зарабатываешь?

Курт: A-а! Начинаю понимать! Ты меня подставила! Я теперь вечно должен играть старуху! Ну и стерва!

Моника: Послушай, Куртик, до старухи никому не было дела, никому на свете. Два раза в неделю будешь выглядывать из окна, чтобы соседи видели, и первого числа получать пенсию. Все! У нас будет великолепная жизнь, о которой мы мечтали.

Курт: Да ты же просто ведьма!

Моника: Кому я что сделала? Я у кого-нибудь отняла что-то?

Курт: Ну если так рассуждать…

Моника: Брось! Рассуждать и думать буду я.

Курт: Черта с два! О ней-то ты не подумала! К следующему первому числу она будет вонять.

Моника: Мы не можем оставить ее здесь, это ясно.

Курт: Ну нет, я больше не возьмусь за нее, никогда.

Моника: Давай-ка, помогай. Уберем стол и кресла.

Куртмедлит, но после энергичного знака Моникипомогает ей отодвинуть стол и кресла с ковра и поставить их к стене.

Моника: Так, а теперь перенесем ее сюда.

Курт: И мне опять к ней прикасаться?!

Моника: Хватит ребячиться! Закрой глаза, как в тот раз.

Куртследует за ней, они приносят труп в комнату и кладут его на край ковра.

Моника: Так, а теперь мы ее закатаем.

Курт: Нет, я не могу, не могу.

Моника, вздыхая, принимается за работу одна, закатывает труп в ковер.

Моника: Пойди-ка в ту комнату. Там возле двери висит склянка со святой водой. Налей немного в какую-нибудь бутылку.

Курттяжело и безвольно ступает к двери, ведущей в соседнюю комнату.

Моника: Хоть какой-то обряд надо все-таки над ней совершить.

Занавес

Куртв мужском белье стоит в комнате, у Моникив руках женское платье. Стол и кресла стоят на прежних местах, ковра нет.

Курт: Нет, нет! Я не хочу больше, не могу!

Моника: Я не понимаю тебя, Куртик, просто не понимаю!

Курт: Никогда больше не надену этот наряд! Это все равно, что…

Моника: Все равно что — что?

Курт: Не знаю.

Моника: Зато я знаю, что случится, если ты его не наденешь. В доме уже сплетничают. «Я давно не видела фрау Вирц, она больна?» Вот что говорят эти любопытные бабы. Сегодня перед обедом ты должен выглянуть из окна, когда я приду домой с покупками.

Курт: Прошу тебя, Моника, прошу тебя, прекратим это! Это добром не кончится, говорю тебе, добром не кончится.

Моника: Уже три месяца все идет хорошо, почему ты боишься? Все в порядке!

Курт: Ничего не в порядке, совсем ничего, я чувствую это. Дай мне брюки!

Моника: Хорошо, вот твои брюки, надевай и пойдем в полицию. Во всем признаемся.

Она бросает ему брюки, Куртвлезает в них.

Курт: Во всем признаемся.

Моника: И сядем в тюрьму, а деньги мы должны будем выплатить.

Курт: Зато наступит конец всему этому.

Моника: Да, конец наступит. Вполне возможно, что на нас повесят еще и убийство.

Курт: Не запугивай меня! Они все поймут, когда выкопают труп.

Моника: Что поймут?

Курт: Что она умерла естественной смертью, это, наверняка, можно будет установить.

Моника: Если кому-нибудь не придет идея, что мы задушили ее подушкой. Это нельзя установить, но скажут: «С них такое станется». Судейские такого понавыдумывают, до чего нам с тобой вовек не додуматься.

Куртснимает брюки, бросает их на пол.

Курт: Черт побери, ах, черт все побери, чтоб я сдох, ей Богу… Слушай… ты задушила ее подушкой?

Моника: Совсем спятил?! И так ведь ясно было, что долго она не протянет.