Херберт Бергер - Злые пьесы

Курт: Хорошо ты меня науськала, впутала в историю…

Моника: А деньги тратить — тут, небось, тебя не нужно науськивать, разве нет!? Слушай, Куртик, не дури, чего там, какой-то один час в неделю…

Курт: Знаешь ли ты, что я испытываю за этот час? Стою у окна и чувствую, что она лежит сзади на кушетке, и боюсь оглянуться. А потом все-таки приходится обернуться, хоть и страшно, да еще идти и ложиться туда, где она лежала. И я боюсь, Моника, боюсь!

Моника( Гладит его. ): Куртик, ну миленький!

Курт: И ты же надо мной теперь потешаешься. Скажешь, нет?

Моника: Что ты, Куртик, что ты. Когда ты стоишь там, как старуха Вирц, тогда мне тоже кажется: «Господи, она воскресла!», и мурашки пробегают по спине. Я понимаю тебя, Куртик, ты так вжился в роль, что тебе самому становится жутко. Нет, я не смеюсь над тобой, Куртик, нет, потому что так перевоплотиться может только гений. Я в восхищении, Куртик, ты гений. Но тебя пугает твоя гениальность. Да-да, она-то тебя и пугает.

Курт: Ты так думаешь?

Моника: Ты гений, Куртик!

Курт: Дай сюда!

Моникадает ему платье, он надевает его.

Курт: Грим, парик, туфли, чулки.

Моника: Зачем тебе туфли и чулки, ты ведь только выглянешь из окна?

Курт: Для полноты ощущения. Знаешь, мне это нужно, потому что иначе я не смогу заговорить ее голосом. И затем, для следующего раза, принеси мне настоящее белье, бюстгальтер и все прочее. Я думаю, тогда получится еще лучше. Понимаешь, по-настоящему!

Занавес

Куртв платье фрау Вирц. Он прислонился к открытому окну, с кем-то разговаривает.

Курт: Спасибо большое. Мне будет 87. Ужасно, да, но от холода я страдаю еще больше. Нет, до политики мне нет дела, потому что таких, как Франц-Иосиф, больше нет. Нет, я не стала слышать лучше, хотя нет, я приобрела слуховой аппарат.

Куртподнимает вверх слуховой аппарат. Входит Моника.

Моника: Иисусе! Снова высунулся из окна!

Курт: До свидания!

Моникаоттаскивает его от окна. Куртшатается. Мониказакрывает окно.

Моника: Ты переигрываешь, Куртик! Теперь ты торчишь целый день наверху и выглядываешь из окна. Скажи, разве тебе это не противно?

Куртковыляет к креслу, садится, вздыхая.

Моника: Зачем ты сейчас притворяешься? А люди уже спрашивают, где мой муж. Я уж не знаю, что отвечать.

Куртвозится со слуховым аппаратом, не может его наладить, откладывает в сторону.

Моника: Нам действительно не нужно больше бояться, что кто-нибудь вспомнит ту историю. И ты пренебрегаешь мной, Куртик. Ты слышишь меня? ( Она кладет перед ним на стол кипу автомобильных проспектов. ) А вот эту машину мы себе купим! Потому что это совсем просто с твоей подписью. Они и ухом не повели, мигом выплатили мне десять тысяч шиллингов. Куртик! Ты понимаешь, что мы и со сберкнижки теперь можем снять?

Курт( Уставившись в проспект. ): Да, да, поедем в Ишль.

Моника: И в Париж, и в Рим. Уж теперь-то заживем наконец!

Курт: Или полетим на Тенерифу…

Моника: И полетим! А сегодня устроим большой выход в свет. Пойдем к этим веселым обормотам, а? Там все и обсудим. Смотри, у меня новое платье, тебе нравится?

Курт: «Мерседес» — неплохо.

Моника: И новое белье. Хочешь посмотреть?

Куртв первый раз переводит взгляд на нее, кажется, он только сейчас понял, о чем она говорит.

Курт: Ах, я не знаю, я так устаю…

Моника: Потому что все время играешь эту старую ведьму. Я принесла тебе новый костюм.

Моникауходит в прихожую, Куртзанимается слуховым аппаратом, не может его наладить. Моникавозвращается с костюмом в коробке.

Моника: Темно-синий. Тебе очень идет. Снимай платье! Примерь костюм!

Моникапытается раздеть Курта. Она грубовато-нежна.

Моника: Я хочу, наконец, снова увидеть тебя мужчиной.

Курт: Ах, ах, что такое! Прочь руки! Нет, нет, не надо…

Моника: Щекотно?

Куртостается в нижней рубашке. Моникащекочет его. Ее рука скользит вниз по бедрам. Вдруг она в испуге отдергивает руку.

Моника: Куртик, Куртик, что с тобой? Это же, этого не может быть, ведь так не бывает…

Курт: В чем дело?

Моника становится на колени, заглядывает под рубашку.

Моника: Не может такого быть! Куртик, не притворяйся, не шути так! Нет! Куртик! Где мой Ку-у-ртик?! ( Моникавскакивает, отшатывается в ужасе. Куртхнычет и кривит лицо. ) Старуха мертва! Уже давно мертва!

Курт: Что за обращение со старой женщиной!?

Занавес

Куртмедленно идет по комнате, опираясь на палку. Бессмысленно протирает мебель, поднимает вазу, снова опускает ее. Его движения бесцельны. Раздается звонок. Куртне слышит, ковыляет к кушетке, садится. Звонят еще раз. Куртнапряженно прислушивается, потом снова погружается в себя. Снова звонок. Куртприслушивается, трясет головой, направляется, вздыхая, в прихожую, открывает дверь. Куртговорит медленно, немного в нос.

1-й полицейский: Извините, пожалуйста, уважаемая госпожа, нам нужно лишь кое-что выяснить.

Курти двое полицейских, одетых в штатское, входят в комнату. Садятся.

1-й полицейский: Ваши данные оказались верными. Мы очень вам благодарны.

Курт: Их теперь посадят?

1-й полицейский: Без сомнения. — Но почему, уважаемая госпожа, вы сообщили об этом только сейчас?

Курт: Да-да, не сомневайтесь. Мне действительно почти девяносто лет.

1-й полицейский: Верим, верим, конечно. ( Кричит Курту в ухо. ) Почему только сейчас сообщили?

Курт: О чем?

1-й полицейский: Да об убийстве!

Курт: ( Указывает вниз. ) Они во всем сознались? Эти… эти… Они занимаются… Он опять провел там целую ночь. И поэтому бедный Куртик должен был умереть, чтобы она могла заниматься с ним любовью.

1-й полицейский: Да, но почему вы ждали больше года?

Курт: Бедный Куртик! Бедный Куртик…

2-й полицейский: Она совершенно глуха, Ганс, напиши ей.

1-й полицейскийвынимает блокнот, что-то пишет, отдает его Курту. Он подносит его близко к глазам, затем отводит дальше.

Курт: Но подписывать ничего не стану!