Дэвид Хэйр - Дыхание жизни

Мадлен. Ну, это никогда не было моей главной добродетелью.

Фрэнсис. Так я и думала.

Мадлен. Сдержанность никогда не была среди моих приоритетов.

Фрэнсис. А что было?

Мадлен улыбается и протягивает руку, чтобы налить себе еще кофе.

Мадлен. А вы не сдаетесь!

Фрэнсис. Я? Никогда!

Мадлен. Все еще пытаетесь расспрашивать…

Фрэнсис. Конечно!

Мадлен. Даже теперь, когда почти опаздываете. И пароход уже стоит под парами, и воздушный шар вот-вот взлетит!

Фрэнсис не отводит взгляда.

Фрэнсис. Ну и что с того?

Мадлен. Говорю вам для вашей же пользы: все пройдет, и вы опять воспрянете духом!

Фрэнсис. Я каждый раз выплываю…

Мадлен. Не сомневаюсь.

Фрэнсис. Итак?

Мадлен смотрит на нее через стол, словно оценивая.

О чем вы думаете?

Мадлен. Я думаю: как это может быть, чтобы у человека с таким мужеством, как у вас, было так мало уверенности в себе? (Мадлен выжидает минуту, потом утвердительно кивает.) Вот и все, именно об этом я и думаю.

Мадлен встает и относит свою чашку к раковине. Фрэнсис не шевелится.

Я провожу вас до причала.

Фрэнсис. Спасибо.

Мадлен. Схожу за пальто.

Мадлен идет в сторону двери, ведущей в спальню, но еще до того, как она до нее доходит, Фрэнсис опять заговаривает.

Фрэнсис. Мадлен…

Мадлен. Да?

Фрэнсис. Я тут подумала… О книге. Которую собиралась написать.

Мадлен. А-а. Ну, что, решили что-нибудь?

Фрэнсис. Да. (Фрэнсис колеблется) . Я не буду ее писать.

Мадлен молчит, не выдавая своей реакции.

Мадлен. Вы ее сейчас не будете писать или вообще не будете писать?

Фрэнсис. Вообще не буду.

Мадлен не выказывает никакой реакции и остается стоять у двери в спальню.

Фрэнсис. Так что книги не будет.

Мадлен. Что ж, хорошо.

Мадлен отворачивается и выходит из комнаты. Фрэнсис остается одна. Она смотрит через комнату на рабочий стол Мадлен, на котором уже включен компьютер, готовый к рабочему дню. Фрэнсис идет через комнату, чтобы взглянуть поближе, и тут видит маленькую фотографию в рамке, спрятанную в дальнем углу стола. Она с любопытством берет ее в руки и стоит, разглядывая. Возвращается Мадлен.

Фрэнсис. Тут фотография…

Мадлен. Что?

Фрэнсис. Что это за фотография?

Мадлен. А вам как кажется?

Фрэнсис. Тут двое людей, в Америке, до неприличия молодые…

Мадлен. Да. (Мадлен стоит неподвижно, словно собираясь с силами перед тем, что должно произойти дальше) . Ну, значит, так оно и есть.

Фрэнсис. Вы не хотите мне рассказать? Пожалуйста!

Мадлен. Фрэнсис…

Фрэнсис. Вы мне расскажете, что произошло?

Мадлен колеблется и ничего не отвечает.

Как вы сказали, «для полноты картины».

Мадлен. Я этого не говорила…

Фрэнсис. Вы так сказали.

Мадлен. Я не говорила «для полноты». Я говорила, что наука «дополняет»…

Фрэнсис. Да-да.

Мадлен. То есть что-то «добавляет» к информации. Я так сказала.

Фрэнсис смотрит на нее.

Фрэнсис. Вот видите, я уезжаю… сейчас покину этот остров, и уже определенно ясно, что мы с вами больше никогда не увидимся…

Мадлен. Да, маловероятно.

Фрэнсис…больше не встретимся.

Мадлен. Договорились!

Фрэнсис слегка покачивает головой.

Фрэнсис. И все, что вы мне здесь говорили…

Мадлен. Да?

Фрэнсис. Я запомню. Какими словами, в каких выражениями вы это сказали.

Мадлен. Не сомневаюсь.

Фрэнсис. Все, что вы мне открыли. И что скрыли. Я буду думать: что бы это значило? Почему она именно этими словами выразилась?

Мадлен. Да…

Фрэнсис. Даже запах этой комнаты, шум моря сегодня на рассвете, когда я лежала и не могла уснуть…

Мадлен все еще стоит неподвижно, словно принимая решение .

Не забывайте, у вас всегда было преимущество передо мной. Потому что вы всегда знали о моем существовании. Разве так не проще? Разве не легче жить, когда знаешь?

Наступает тишина. Мадлен движется через комнату, Фрэнсис наблюдает за ней.

Мадлен. Это было весной. Если вам от этого легче.

Фрэнсис. Думаю, легче.

Мадлен. Если это то, что вы хотите услышать.

Фрэнсис. Не знаю. (Фрэнсис трясет головой) . Пока не знаю, что я хочу услышать. Давайте попробуем.

Мадлен. Так что рассказывать?

Фрэнсис. Что угодно.

Мадлен садится на стул.

Мадлен. Я думаю, вот что вам совершенно необходимо знать. Это было ранней весной.

Фрэнсис. А когда именно?

Мадлен. В конце семидесятых. По-моему. Или нет? А разве это важно?

Фрэнсис. Вам виднее.

Мадлен почти неуловимо хмурит брови.

Мадлен. Да, это было в семидесятых. Это могло произойти только тогда. Я вернулась в Англию, со степенью и готовая делать карьеру.

Фрэнсис. Как говорится, прочно стояли на ногах.

Мадлен. Да, «прочно стояла на ногах». (Мадлен задумывается) . У меня была степень, квартира, работа в Британском Музее. Я была одновременно довольна и недовольна жизнью — типичное состояние для честолюбивого представителя среднего класса. Счастливая и несчастная. С прочным положением и — ну, не знаю… словно на зыбучих песках. Ощущением того времени было: «Долго это длиться не может». «Что-то должно случиться». Каждый вечер это произносилось в нашем кругу друзей. Среди единомышленников. Говорили о революции и верили в силу идей. (Мадлен на секунду умолкает.) Однажды, когда я выходила из Музея в сторону Блумсбери, меня сзади окликнули: «Мадлен, да ведь это ты!» (Мадлен улыбается про себя) . На нем был плащ. Ну, такой странный, бесформенный, что ли. Он постарел, конечно. Начал лысеть. Уже не в джинсах. Но от него все еще исходила какая-то веселость, будто на уме всегда была невысказанная шутка. (Мадлен оборачивается и смотрит на Фрэнсис) . Он сказал, что у него было дело…

Фрэнсис. Да.

Мадлен. Какой-то иск, связанный с Музеем.

Фрэнсис. Верно.

Мадлен. Он выходил из Музея. Он сказал, «Не знал, что ты тут работаешь». (Мадлен на мгновение замолкает, вспоминая) . Так вот, там, недалеко от Музея, есть что-то вроде колоннады, это трудно описать…

Фрэнсис. Авеню Сицилии?

Мадлен. Именно. Просто насмешка над итальянской аркадой. Он сказал, что там где-то можно поесть. С претензией на итальянскую кухню. Я сказала: спасибо, я уже поела. Мы помолчали. Потом, помню, я сказала: очень рада была тебя повидать. Но мне надо идти. (Мадлен слегка подергивает плечами) . Вот так все и было. Он стоял с зонтом в руке, смотрел на меня, и я знала, о чем он думал. Что-то вроде: «Никогда не думал, что ты врунья». Или, скорее: «Если уж ты намерена врать, то ври как следует».