Семен Злотников - Иван и Сара

Иван (подходит к ней ближе, берет за руку, жестко переспрашивает) . Скажи… ты любила меня? Хоть когда-нибудь?

Сара (без сил, отворачивает лицо, шепчет) . Отпусти меня с Богом, прошу… Я тебя, Ваня, прошу, умоляю, прошу…

Иван. Ты никогда не говорила. Подожди. Хоть когда-нибудь? Любила? Ну, скажи, любила?

Сара (долго и внимательно его разглядывает; так же тихо) . А разве же нет, Митя?

Иван. Я бы вспомнил. Я вспоминал…

Сара (не сразу) . Вот честное слово, Митя… Вот Бог видит… Ох, Митя, ты же меня знаешь, из меня говорунья… Но я же думала… ведь, наверно, думала же, что люблю?

Он молчит. Цепко держит за руки, внимательно-внимательно разглядывает.

А неужели же не любила? У тебя-то в мыслях — что? Не любила?

Он молчит.

Ну, Господи, Митя… ну, жила же я с тобой… любила, значит…

Иван (хмуро) . Не знаю.

Сара (быстро к нему поворачивается, смотрит с тревогой) . Что ты сказал? Говори громче, Митя, что-то я разволновалась… что-то не слышу…

Он молчит.

А, Митя?

Иван (отпускает ее, отворачивается) . Мы все испортили. Все испортили…

Сара. Что ты говоришь?

Иван. Не надо было нам вместе. После войны, как вернулся, как встретились, тогда нам и надо было… И не было бы лжи. И тоски этой, и отвращения — к жизни, к себе… (Тяжело ступая, направляется к выходу.)

Сара. Куда ты, Митя?

Старик уходит — словно не слышит.

Митя, стой!

Он останавливается, стоит понуро, не оборачивается.

Митя, убей меня, если я понимаю, о чем ты говоришь… Все забыл. С войны, вспомни, вернулся — не мог дышать… Врачи говорят: в Среднюю Азию поезжайте. Козу держала, свиней, птиц, чтобы ты мог нормально питаться. Три года, Митя, сама!.. Чтоб только внутри у тебя там зарубцевалось!

Иван (глухо, не оборачиваясь) . Не поймем мы друг друга, Вера, мы не поймем…

Сара. …А вернулись домой — за книжку…

Иван. Ох, Вера, довольно…

Сара. …Пока ты летал и парил — я, как букашка, вокруг тебя ползала: кухня-базар-магазин-прачечная, магазин-прачечная-кухня…

Иван. Да, да, да, да, да, да!.. Ты права, но ты вслушайся, Вера, и я о том же: вся наша жизнь держится на двух шнурках — что ты для меня сделала, чего я не сделал для тебя! А, Вера, еще? Еще что бывает? Бывает же что-то еще?!

Сара. Что бывает? Объясни мне, набитой, — чего еще в жизни бывает, кроме жизни?

Иван. Чувство бывает! Твое чувство, что с тобою случилось то самое… единственно возможное… и только с тобой… одним… И что было не зря… что не зря… то было не зря… не зря… не зря…

Старуха тяжело опускается на стул, сидит, поникнув. Старик на жену не смотрит. Тишина.

Сара. В Бога ты не веришь, Митя… А был бы Бог… И ты бы знал, что Он есть…

Молчат.

И ребеночек наш оттого, может, и не прижился на белом…

Иван. Вера…

Сара. В Бога не веруем, Митя. А то бы Он спас Илюшечку… сыночка моего… единственного сыночка… Илюшечку моего…

Иван. Я тебя прошу…

Сара. Спас бы, а, Митя? Спас бы? а? а?.. Если бы мы, если бы мы? С тобой мы — а?.. Нет?..

Иван. Ну, не надо об этом, прошу я, прошу…

Сара. Бог проклял нас, Митя.

Иван. Прошу тебя, Вера!..

Сара. Проклял!.. Старые, больные, одинокие, никому и друг другу… и даже друг другу, оказывается, и друг другу, друг другу, Митя… (И плачет, захлебывается, тянется за стаканом, но проливает воду на стол.)

Старик уходит. Она плачет… вдруг, замечает — его нет. И рукой тянется следом за ним, словно пытаясь ухватиться за что-то… За что?.. И бормочет, повторяет: «Ванечка… Ваня… Ванюша… Ваня, вернись…» Нетвердо, цепляясь за стулья, направляется к выходу — навстречу муж с водой.

Ваня, Ваня… (Цепляется за него.)

Иван. Тарантул ты, Вера…

Сара. Как ты узнал, расскажи… Про сержанта — скажи… Алеша один там по-русски… Я вспомнила, он даже жаловался: что устает от иврита, что ему там совсем не с кем по-русски…

Иван. …И жалишь в самое сердце, в самое сердце!..

Сара. Сержант не умеет по-русски, ты тоже не знаешь иврита, ты все придумал…

Иван. …Сколько же можно!..

Сара. …Поверила, дура, поверила, я же поверила…

Иван (жестоко ее встряхивает) . Сара, играй!.. Играй, безумная женщина, все равно играй!.. Несмотря ни на что, играй! Играй, говорю!..

Сара. Господи, я же поверила — он… (Вырывается, со слезами.) Сыночек, поверила, Боже мой, он… (Скрывается.)

Иван (кричит вслед) . Нет Его, нет, не зови!.. Мы с тобой, старые, больные, одинокие — есть, а Его — нет!.. Как нет нашего сына! И нашей любви, и нежности, и жалости нашей — ничего!.. И никто не виновен в том — мы! Только мы!.. Ты меня слышишь? Это мы не уберегли нашего сына! Это мы преступали и лгали — мы, а не Бог! А не Бог — мы!.. Мы, мы!.. (Вдруг, словно сникает.) А не Бог — мы… А не Бог — мы… (Переводит дыхание.) Ффу, а не Бог… (Опускается на стул, держит рукой запястье, считает свой пульс и бормочет.) Пять, шесть, семь, восемь, девять — ого, я играл… Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать… Гениально играл, хрена с два тут найдется актер… Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре… В целом Израиле… (Кричит.) Сара, я гений! Померь мне давление, Сарра!.. Наверно, пятьсот на тысячу, Сара, ты слышишь!.. (Бормочет.) Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь… (Кричит.) Станиславский писал Немировичу: актер гениально играет, когда его пульс бьется в унисон с пульсом персонажа!.. Такое в природе встречается редко — может быть, раз в тысячу лет, но зато, когда уже встретится!.. Сара, ты где? Ты не слышишь меня?.. Потрясающе… (Тихо смеется, почти счастлив.)

Появляется Сара. Тигрица перед прыжком.

Сара. Ваня, тысяча долларов…

Иван. А?..

Сара. В сумке из крокодилов, ты знал… Алеше копила на свадьбу — ты знал…

Иван (прикрывается руками, смеется) . Какой темперамент, однако…

Сара. И что я помру, чем потрачу — ты знал…

Иван. Не женщина — битва при Ватерлоо…

Сара (кричит) . Деньги, Иван!..

Иван (смеется) . …Ох, чувствую, Сара, я даже уже ощущаю: пощады не будет…

Сара (со слезами) . Они мне нужны — понимаешь… Сейчас же нужны — понимаешь… (Кричит.) Немедленно, срочно, сейчас!..

Иван. Мадам, попрошу, не так резко…

Сара. Убийца… убийца не так равнодушен — убийца…