Теннесси Уильямс - Лето и дым

Миссис Уайнмиллер (в бешенстве) . Я сказала, не надо ванильного! (Кричит.) Клубничного! И шоколадного!

Мистер Уайнмиллер (яростным шепотом) . Перестань, мать! Мы привлекаем внимание. (Силой уводит ее.)

Джон смеется. Альма поднимает зонтик, загораживая от него лицо. Откидывается на спинку скамьи, прикрывает глаза. Джон замечает рядом с фонтаном шутиху, небрежно наклонившись, берет ее, с усмешкой зажигает и бросает к скамье Альмы. Когда она, зашипев, начинает стрелять, Альма вскакивает с коротким испуганным криком, роняя зонтик.

Джон (вскочив на ноги и всматриваясь направо, с деланым возмущением) . Эй, ты! Смотри у меня!

Альмарасслабленно опускается на скамью.

( Подойдя к ней, участливо.) Вам плохо?

Альма.Не могу никак… дыхание перевести. Кто это кинул?

Джон.Какой-то гаденыш.

Альма.Где он?

Джон.Удрал поскорее, когда я крикнул.

Альма; Следовало бы издать постановление, запрещающее пускать шутихи в нашем городе.

Джон.За последние два дня к нам с отцом обратились пятнадцать ребятишек с ожогами. Что, если вам принять немного укрепляющего, а? (Достает фляжку.) Вот.

Альма.Что это?

Джон.Коньячок с яблочной водкой.

Альма.Нет-нет, благодарю вас.

Джон.Адская смесь — динамит!

Альма.Не сомневаюсь в этом.

Джон смеется и опускает фляжку в карман. Поставив ногу на край скамьи, смотрит ей прямо в лицо. Его упорный смеющийся взгляд приводит ее в замешательство. В голосе Альмы и во всей ее повадке есть нечто изящное и утонченное, ей присуща своеобразная грация, которой и вообще отличаются девушки американского Юга. Даже в легкой напыщенности ее манер есть некое обаяние, хоть и вполне очевидно, что городская молодежь может третировать ее, считая «гордячкой» и «ломакой». Ей, видимо, пристало бы жить во времена большей утонченности, скажем, во Франции восемнадцатого века. В начале и конце фраз у нее словно перехватывает дыхание, и она издает короткий беззвучный смешок. Эта ее привычка — следствие нервности и болезненной застенчивости — будет особо оговорена в соответствующих ремарках, хотя, разумеется, исполнительницы вольны обыгрывать ее по своему усмотрению. При всем том следует избегать нажима, чтобы не лишить ее обаяния и не превратить в несуразную фигуру.

Альма.Вы… приехали домой на лето?

Джон утвердительно мычит.

Лето не самое удачное время для возобновления знакомства с Глориоз-Хиллом, не правда ли?

Джон мычит что-то неопределенное.

( С беспечным. смешком.) Обычно нас выручают ветры с Мексиканского залива: ночью от них прохлада. Но нынешнее лето какое-то особенное — ветры с залива нас ужасно подвели.

Джон смотрит на нее сверху вниз все с той же нагловатой ухмылкой. Судорожные жесты Альмы обличают ее замешательство и волнение.

Джон (неторопливо) . Вы что — встревожены чем-то?

Альма.Шутиха меня напугала… вывела из равновесия.

Джон.Пора бы уж прийти… в равновесие.

Альма.Мне обычно долго не удается.

Джон.Оно и видно.

Альма.Вы рассчитываете остаться у нас и заняться врачебной деятельностью вместе с отцом?

Джон.Еще не решил.

Альма.Я надеюсь на это. Мы все надеемся. Ваш папа рассказывал мне, что вам удалось определить микроб, бывший возбудителем той страшной эпидемии, которая вспыхнула в Лайоне.

Джон.Определить — полдела, надо еще найти средство покончить с ним, с этим микробом.

Альма.Найдете! Ваш папа абсолютно убежден, что найдете! Он говорит, что вы самым доскональным образом изучали бактер… бактер…

Джон.Бактериологию!

Альма.Вот Именно! В университете Джона Хопкинса. Это в Бостоне, да?

Джон.Нет. В Балтиморе.

Альма.Ах, Балтимор! Балтимор в штате Мэриленд. Как красиво сочетаются эти названия. А бактериология… это ведь связано с микроскопами, да?

Джон.Да… частично…

Альма.В телескоп я смотрела, а в микроскоп — ни разу. И что же… что же в него видно?

Джон.Что видно?.. Вселенную, мисс Альма.

Альма.Какую именно вселенную?

Джон.В принципе ту же, что и в телескоп, — загадочную…

Альма.О да…

Джон.В чем-то хаотичную, в чем-то — упорядоченную!

Альма.По промыслу Божию…

Джон.Какому уж там Божию!

Альма (восторженно) . Быть — врачом! Разгадывать тайны, скрытые под Линзами микроскопа!.. В этом, наверно, еще больше святости, чем в церковнослужении. Страшно даже подумать, сколько в мире страданий, и почти никому из нас не дано утолять их… Только врачам! Ах, боже мой! Какая это, должно быть, радость сознавать, что твой изумительный дар, твое умение дают тебе и власть и право утолять людские муки!.. Людские страхи!.. И нет пределов для вашей профессии; горизонты ее все ширятся и ширятся. Уже и сейчас не счесть покоренных медициной болезней, а ведь ее развитие еще только.:. еще только сделало первые шаги! То есть я хочу сказать, еще большее предстоит сделать: покорить и другие болезни — душевные расстройства, скажем… А ваш отец — какой вдохновляющий пример для вас! О, боже мой!

Джон.Кто бы подумал, что вы так осведомлены в медицине!

Альма.Я ведь страстная поклонница вашего отца и его пациентка тоже. Так спокойно, когда знаешь, что он по соседству, в Двух шагах, так сказать!

Джон.А у вас что — припадки?..

Альма.Припадки? (Запрокинув голову, беззаботно смеется.) Что вы — нет! Но у меня случаются… приступы… сердечные спазмы на нервной почве. И порой такие мучительные, что тут же приходится бежать к вашему отцу.

Джон.Часа в два-три ночи?

Альма. Да-да, в столь поздний час… иногда. Он так внимателен ко мне.

Джон.Но помочь бессилен? -

Альма.Он мне приносит успокоение.

Джон.Временное?

Альма.Да…

Джон.А не хотелось ли бы вам чего-либо более радикального?

Альма.Как вы сказали?

Джон.Впрочем, не мое дело…

Альма.Что вы имели в виду?

Джон.Вы пациентка отца. Но у меня мелькнула мыслишка…

Альма.Продолжайте, прошу вас!

Джон посмеивается.

Нет, нет, вы должны сказать! Как же можно оставить меня в неведении! Что у вас на уме, а?

Джон.Всего лишь догадка, что вам необходимо нечто более существенное, чем легкое временное успокоение.

Альма.Да что вы?! Значит, вы полагаете, это не просто?..