Юлиу Эдлис - Игра теней

Клеопатра (Цезарю). Что слышит ухо женщины, не слышит ухо царицы. И ее сердце тоже. Ты можешь мною гордиться, учитель. Теперь я достойна власти.

Цезарь. Власти?. Знаешь ли ты, что такое власть?.

Клеопатра (отчужденно). Я вся внимание, Цезарь.

Цезарь (с болью). Нет ничего ее бесплотнее… она вечно ускользает от тебя, как зыбкая черта горизонта… Я ничего не сумел сделать из того, что задумал, ради чего я всю жизнь добивался этой власти… А я замысливал великие и многочисленные деяния! — я хотел раз и навсегда усмирить всех врагов и затем воздвигнуть храм Марсу, какого никогда не бывало, и тем умилостивить бога войны и навсегда установить вечный мир… Я хотел привести в надлежащий порядок гражданское право, сведя в один все лучшие законы древних и новых времен и дав наконец людям свободы и пределы, которых они достойны. Я вознамерился проложить дорогу от Верхнего моря через горы до самого Тибра и тем связать всю землю, все народы воедино… и ничего этого я не сделал. Мне не хватило на это всей моей жизни.

Клеопатра (жестко). Почему?

Цезарь. Ее съела власть, Клеопатра. Сожрала, сожгла дотла. Первую половину жизни я добивался власти, вторую — боялся ее потерять. Так всегда — сперва ты ее добиваешься, чтоб развязать себе для великих твоих дел руки, потом — должен крепко держать ее теми же руками, чтоб ее у тебя не отняли. Вот что такое власть, Клеопатра. Она признает лишь одну цену — всю твою жизнь. Но она не стоит того.

Клеопатра (резко). И это говорит мне Цезарь?!

Цезарь. Это говорит тебе человек, уплативший цену сполна.

Клеопатра.

И это говоришь мне ты в тот самый миг, когда я сделала свой поздний выбор и оплатила его единственным, чем владела?!

Цезарь. Цену всегда узнаешь, лишь уплатив ее.

Клеопатра (с холодной яростью) . Так поди же прочь! Уйди! Исчезни, злой мудрец. Холодный счетовод! Меняла, обменивающий ничто на ничто, пустоту на пустоту! Уйди, я раскусила тебя, я и тебе узнала цену!. Уйди. Ты мне больше не нужен. (Зовет.) Антоний! Антоний, Антоний!.

Александрия, первое августа тридцатого года, усыпальница Клеопатры в высокой башне.

Клеопатра. Антоний!.

Вбегает Антоний с мечом в руке.

(Увидев его.) Я готова, Антоний. Это твое право. Я готова. И я счастлива умереть от твоего меча — ты мстишь мне, значит, ты меня любишь. Видишь, я позвала тебя не в свой дворец, а в свою усыпальницу. Я готова.

Антоний. Нет, я не убью тебя. Убить женщину, даже если она достойна этого, — недостойно Антония. Ты не отделаешься так дешево. Умереть мгновенно и внезапно — это счастье, Клеопатра. Я приберег его для себя. Тебе я назначил другую плату.

Клеопатра (спокойно и покорно). Что бы ты ни назначил мне…

Антоний (на мгновение растерялся). Ты принимаешь мой приговор?. Ты догадываешься, что я тебе назначил?! Ты не дрогнешь?!.

Клеопатра. Нет. Ведь это ты хотел от меня услышать?

Антоний (после минутного колебания). Спасибо, Клеопатра. Именно это, да. (Протягивает ей меч.) Что ж, нанеси удар. После всего, что ты для меня сделала, это такая безделица.

Клеопатра (ужаснулась). Я?!.

Антоний. Ну же! Помоги мне. Если все, что ты мне сейчас сказала, — правда. Если ты опять не солгала мне. Если ты меня любишь. Ну же! Это очень просто — в горло, или в живот, или в сердце. Один взмах руки, ну же!

Клеопатра (в ужасе). Я не могу! Антоний, пожалей меня, я не могу!.

Антоний. Вот видишь… вот и вся цена твоим клятвам. Последняя услуга, последнее ничтожное доказательство любви — ты мне и в нем отказываешь. (Усмехнулся.) Не бойся, я все равно не позволил бы женщине превзойти себя решимостью. Я это сделаю сам. Вот так. (Пронзает себя мечом, падает у ложа.) Вот так. Сам.

Клеопатра (бросается к нему). Не спеши! Погоди! — я с тобой! Не торопись… я сейчас, я скоро, тебе не придется меня долго дожидаться… (Подняла глаза на Цезаря.) Вот и все?.

Цезарь (с печалью). Мой Антоний… моя тень, мой соратник, мой тайный недуг…

Клеопатра. Октавий погребет его с честью?

Цезарь. О да! Воздавать почести мертвому врагу — тут римское лицемерие не знает себе равных.

Клеопатра. Вы сжигаете своих мертвецов, и от них не остается ничего, кроме горстки пепла…

Цезарь. Память крепче праха.

Клеопатра. Что о нем будут помнить?.

Цезарь (без колебаний). Его любовь к тебе.

Клеопатра. И — все?

Цезарь. Это долговечнее пирамид, детка.

Клеопатра. Но ведь тебе этого было бы мало?.

Цезарь. Я говорю о памяти души… Ученые мужи, хронисты, риторы испишут горы бумаги и о моей галльской войне, и об испанской, о походах в Германию и в Британию, о моих законах и моем календаре… Свитки и манускрипты осядут холодным, трезвым грузом в книгохранилищах, но все это — лишь расчетливая, неверная память ума… Я же говорю о том, что останется, не от моих деяний, а от меня самого. (Задумался, твердо.) Останется моя любовь к тебе и смерть от руки Брута. А это прочнее всего иного — любовь и смерть. Ты одарила нас обоих бессмертием, Клеопатра, и тем сравняла.

Клеопатра. Этому ты меня научил — платить долги. (Дрогнула.) Может быть, Октавий все же оставит мне детей и царство?.

Цезарь. Он всего лишь Цезарь, Клеопатра, всего лишь раб собственной власти.

Клеопатра (с болью и отвращением). Власть, власть, власть!.

Цезарь (с болью). Власть, да…

Клеопатра (словно забыв о нем). Голубь и змий… голубка и змея…

Цезарь (не видя и не слыша того, что делается вокруг). О, у власти много обличий!. Нет, в молодости я хотел не власти, нет, я еще не догадывался, что это такое… Я хотел почестей. Я хотел, чтобы все меня знали, восхищались, чтобы все любили меня…

Клеопатра. Голубке я уплатила дважды…

Цезарь (погруженный в свои мысли). Нет, тогда я мечтал не о власти, мною владела безумная, неистовая жажда первенства!. Но потом я понял, у кого ищу его, у каких ничтожеств и пустомелей, и стал их презирать, и захотел другой славы — той, которая повергла бы их передо мной ниц, заставила трепетать от одного моего имени! И тогда я занялся войной…

Клеопатра.…осталась змея. (Достала из корзины с винными ягодами маленького аспида — изящную, холодную змею.) Она заждалась.

Антоний (подошел к ней). Ты — с нами?.

Клеопатра. Пора.