Каллистрат Жаков - Биармия

Где ты, где ты, пурпур песен,
Изумруд сказаний древних?
Где станок великой жизни,
Где челнок великой ткани,
Нитей жизни приумолкшей
В временах давно минувших?

Утка древняя сидела
На скале темносенистой,
Утка древняя сказала:
«Я забыла песнопенья,
Нет в зобу моем тех сказок,
Дивных притчей, прибауток,
Слов народных отдаленных».

Лес мой древний, лес священный,
Дай мне песен величавых!
Покажи мне все тропинки,
Их узоры меж деревьев,
Их изгибы у подошвы
Старых сосен, стройных елей!
Ты раскрой мне все богатства:
Родников, ключей истоки
И начала рек великих
В пармах [2] Каллистрат Жаков дал такое определение: парма — это местность на возвышенности, покрытая сосновым или кедровым лесом. По содержанию поэмы «Биармия»: лес пармы — это благородный, расположенный в сухом месте, в отличие от местности с повышенной влажностью или от смешанного леса. — Прим. сканировщика. темных, беспросветных,
Очертанья скал гранитных
И столпов порфировидных!
Научи ты заклинаньям,
Силе чар могучих тунов!
Покажи ты птичьи гнезда
На вершинах острых елей,
Гордых сосен над холмами!
Милый, милый лес священный!
Кто познал немые тайны —
Долго будет жить на свете!
Белый ягель, мох хрустящий
На холмах сине-кудрявых,
Гулко-звонких под ногами!
Гряды-кочки золотые
У краёв низин болотных!
Словом просьбы к вам иду я!
Не ленитесь, расскажите,
Кто здесь был в веках минувших,
О делах их благородных
Вы поведайте подробно!

Так я плакал, заклиная,
Слезы лил в лесах дремучих!
Ворон старый тут сказал мне,
Слово молвил он такое:
«Пальцы ног твоих могучих
Ты направь на мглистый север,
Волока пройди без горя,
Просекая горы, долы,
Лоно рек переплывая,
Без вниманья к шуму леса,
Песнопеньям водопадов,
Говорливых вод теченьям.
Миновать ты должен дальше
Груды скал темносенистых;
Вправо, влево не гляди ты,
Шири рек, горбы течений,
Островов туманных стаи —
Ты оставь все без вниманья;
День, другой, за ними третий,
И ночей не меньше также,
Ты иди без дум, оглядки.
На тебя тут с гор высоких
Серая избушка глянет
В два окна с крыльцом скрипучим.
И войдешь в избушку эту —
Старец у стола там пишет,
Были, небыли — все знает.
Борода в аршин длиною,
Кудри белые, как льдинки,
Очи черные, как небо
В час полночный, в час гаданий,
В стужу зимнюю без вьюги.
Обратись со словом к старцу:
„Комиморт, старик безгрешный!
Сказочник ты несравненный!
Набольший ты тун-волшебник,
Покажи ты мне рубины
Древних сказок, песнопений;
Хризопразы прибауток,
Слов народных отдаленных;
Те алмазы слёз великих
Поколений позабытых;
Халцедоны поговорок,
Мудрых притчей незабвенных;
Все кораллы вод зеленых,
Островов великолепных
В океанах светлоструйных,
Близ течений многошумных,
Близ пупа земноморского;
Чудеса свои раскрой ты,
Вымыслам всем дай движенье;
Пусть посевы дум великих
Вырастают без препятствий
На полях рассказов светлых,
На полянах кисти вольной,
Кисти старой, величавой,
Многодумной, сладострастной,
Быстроцветной, переливной“.
Старец тут уста откроет —
Развернёт клубок он песен
Длинной лентой многоцветной.
Сам увидишь сонм героев
Многославных, дивно мудрых
Тех времен давно минувших».
Ворон так промолвил слово,
Путь он верный указал мне,
Знак он дал, ведущий к делу,
Линию провел прямую
К цели жизни, к утешенью
И к забвенью неизбывной
Скорби сердца, скорби мира.
Тут открылся ящик песен —
Синей дымкой вылетали,
Сизым паром выходили
Песни древности воскресшей;
Развернулся клуб тех нитей —
Серебристых, золотистых
Поздно вечером у бора,
Близ ключей певуче-звонких,
У истоков рек хрустальных,
Близ фонтанов, вечно бьющих
Из земли, из недр глубоких;
Развернулся клубок сказок
Старины волшебно-тайной,
Древности на вкус приятной;
Выходили тут, клубяся,
Рои пчел, жужжа крылами,
Диких шмелей на закате,
Над травою ароматной,
Над ромашкой полевою,
Желто-белой, с лепестками
Нежными, как утро мая; —
Нет, не пчелы то жужжали
И не шмели там роились:
Звуки — песни, сказки — краски,
Прибаутки, поговорки
Там кружились, волновались,
Извивались, в кольца гнулись,
Выпрямлялись стрелой дальней;
Тугой лук был там великий
И стрелок был несравненный,
Тун-волшебник, житель леса,
Чудо-тайна, приворожник,
Чаровник и обаятель,
Комиморт красноречивый,
Сердцевед и чернокнижник.
Если с шишками из злата,
Сосны красные на парме,
Ветви-кудри их из бронзы
В час вечерний, в час заката —
Поклонились сосны, ели,
Комиморту честь воздали.
Как запел тот сладкогласно,
Искрививши рот широкий;
Наклонил главу он набок
И к щеке приложил руку,
На ладонь он упирался
Головой своей кудрявой:
Пел он день, неделю даже,
Напролет все также ночи.
Хляби неба так богаты
Дождевой водою сладкой,
Грудь земли неистощима
Рудами металлов горных —
Так певец был многозвучен,
Многошумен — голос жизни.
Нет конца словам священным
Старины певуче-громкой,
Так луна не устаёт ведь
В беге жизни в выси дальней,
Солнце движется все время,
Исполняя повеленье
Бога вышнего за небом.

Леший в пармах колобродит,
Красные штаны надевши
И кафтан зеленый сверху;
В красной шапочке гуляет
Меж деревьев многошумных,
Вихрем буйным мчится в дали,
У ручьев звонко-поющих,
У великих рек кристальных,
Меж камней седых, недвижных,
Мхом зеленым вкруг обросших.
Йома-баба тут стучится
В двери красные избушки
У пригорка, на равнине.
Тут вошла она в избушку —
И в окно глядит уж баба,
Древняя хозяйка леса.
Лоб в морщинах, руки-плети,
Щеки впалые у Йомы.
«Ой, вы, дети, дети пармы, —
Говорит она тут слово. —
Все деревья ведь внучата
Бабушке-хозяйке леса;
Принесите кошку, дети,
Черную, без белых пятен,
И костер здесь разведите.
Кошки черные на башнях
Вдаль глядят, мяучат хором,
Бешено хвостами движут,
Дико-злобно подняв к верху
Черные хвосты на воздух».

Красноствольные на пармах
Сосны бодрые тихонько
Шепчутся промеж собою;
Ели мрачные толпою
Внемлют говору соседок.
«Богатырь наш Оксой-Яур
Собрался на Север темный,
Вниз по Вычегде широкой,
По Двине потом лазурной —
В Биармию за невестой.
Вон ладья его плывет уж:
Руль дощатый, блещут весла,
На корме сидит сам Яур,
Весь украшен соболями,
Оксой наш рыжебородый
С волосами золотыми.
На носу ладьи у весел
Сильный Ошпи Лыадорса —
Черноглазый тун-кудесник
И кузнец он знаменитый.
Посреди — Вэрморт из Ыба,
Он игрок на чудной домбре [3] Так в оригинальном тексте. Вероятно, имеется в виду национальный музыкальный инструмент сигудок — струнный щипковый инструмент, аналогичный кантеле, гуслям и т. п. — Прим. книгодела. .
Звуки домбры долетают
До кудрей зеленых пармы.
Звуки сердца льются в душу
Всех деревьев многодумных».
Так шептались сосны, ели
Меж собою в светлых пармах
У реки широкой Эжвы.
Услыхавши шепот леса,
Ош — медведь — заволновался,
Пробежал он чрез болото,
Чрез ручьи, овраги в парме;
Топчет клюкву и бруснику
Горы, долы просекает,
К берегу стремится Эжвы
На песок реки прозрачной —
Посмотреть на диво-чудо,
На героев многославных,
Путь держащих в Биармию,
В страны севера близ моря
За невестой синеглазой.
Волк матерый, серо-бурый,
Этот Коин, странник леса,
Услыхал он топот тяжкий,
Сучьев треск, шаги медведя.
«Что за диво? — слово молвил. —
И куда медведь помчался?»
Заспешил, ногам дал волю,
Жеребенок дикий, Коин,
К берегам реки струистой
Побежал он чрез овраги
На песок лучисто-желтый.
Заяц серый, пучеглазый
Испугался тут внезапно;
Слово молвил он такое:
«Все куда-то поскакали,
Чудо-диво где случилось?»
Заложив за спину уши,
Полетел стрелою заяц
Чрез бруснику, голубику,
Чрез кусты черники сладкой,
Мимо ягод земляники
К берегам реки текучей,
Вечно юной, говорливой.
Лось огромный — эта Ера —
Тут проснулся меж деревьев,
Почесал бока о камень;
Услыхавши топот зайца.
Встрепенулся, вскачь пустился.
«Что за диво там, близ Эжвы?»
Слово молвил он такое.
Меж ветвей дерев бежал он
Без оглядки, торопился —
К водопою устремился.
Тут все звери всколыхнулись
И глядели друг на друга:
«Что-то важное случилось
Близ реки лучисто-синей!
Все бегут туда стадами».
Побежали звери к Эжве,
Охватило их волненье;
Сильный слабого толкает,
Все спешат, валятся в кучу.
Божьи птицы услыхали:
Что-то деется под ними,
Море жизни волновалось.
Заворчали, затрубили,
Песни новые запели
Божьи птицы в синей выси;
Полетали, увидали
Чудо-юдо меж волнами —
Лодку малую признали
И героев всех спознали;
Закружились над лесами,
Над рекою синеглазой
Стаи птиц тех красно-синих,
Длинноклювых, краснозобых,
Синепёрых, желтоногих.
Звери, птицы — все глядели
На героев многославных,
В утлой лодке вдаль плывущих
За невестой полногрудой,
Белоснежной, синеглазой.