Бурятский эпос - Гэсэр

Коня своего кроваво-рыжего,
Заколдовала Алма-Мэргэн и заворожила.
Превратился большой и сильный конь
В кресало, которым высекают огонь,
Кресало Алма-Мэргэн в карман положила.
После этого
Алма-Мэргэн солнцеликая
Новые заговорные слова прошептала.
Превратила себя в легкую птицу,
Жаворонком крылатым стала.
Полетела она высоко, высоко
От земли, от деревьев и от травы.
Поднялась она
Чуть повыше белоснежных облаков.
Поднялась она
Чуть пониже небесной синевы.

Летит она в переливах небес,
Крылышками трепещет.
Летит она не в страну чудес,
А где правит дьявол зловещий,
В проклятую страну Хонин-Хото,
Где солнышка не видит никто.
В страну холодную,
В страну голодную,
В страну бестравную,
В страну бесславную,
В страну засушливую,
В страну удушливую.
Где река под тремя преградами
Проскальзывает тремя водопадами.
В страну, где пыль лежит до колен,
Где умереть никому не жалко.
Прилетела на крылышках Алма-Мэргэн
В виде легкого певчего жаворонка.

Еще небесных не покинув просторов,
Увидела она двух крылатых баторов.
Они дозорными поставлены были,
За синим небом они следили.
Но Алма-Мэргэн
Двенадцать волшебств своих вынула,
Но Алма-Мэргэн
Двадцать три волшебства по ладони раскинула.
И баторов глаза дозорные
Повернула в другую сторону.
Видят они прошедшее, что когда-то было,
А уши у них совсем заложило.

После этого,
Спустившись на землю из небесных просторов,
Увидела Алма-Мэргэн еще двух крылатых баторов.
Они дозорными поставлены были,
За обширной землей они следили.
Но Алма-Мэргэн
Двенадцать волшебств своих вынула.
Но Алма-Мэргэн
Двадцать три волшебства на ладонях раскинула,
И глаза баторов дозорные
Повернула в другую сторону.
Видят они прошедшее, что когда-то было,
А уши у них совсем заложило.

После этого
К дворцу Лобсоголдоя она подлетает,
Над крышей вьется, около окон порхает.
Хочет она, любопытная женщина,
Хотя бы взглянуть на черта зловещего,
Что у него за лицо, что у него за тело,
Но не в одном любопытстве дело.
Надо ей оценить его возможности,
Узнать его коварства границы,
Его волшебств бесчисленных сложности,
Вот зачем порхает вкруг дома птица.

Видит она,
Тело у Лобсоголдоя угольно-черное,
Каждый зуб у него с лопату,
Живот как мешок мотается у черта,
Сам нечесаный и кудлатый.
Видит она, как в сбруе железной
Тащится понуро осел бессловесный,
Как хозяин кнутом трехременным
Стегает его по бокам и ребрам.
Черные камни осел таскает,
Черный пот осел проливает.
Видит она, как солнцеликую Урмай-Гоохон
Мучает Черный Лобсоголдой.
Как издевается, потешается он
Над красавицей нежной и молодой.

Удивилась Алма-Мэргэн, возмутилась,
Сердце гневно в груди забилось.
Если была бы в руках ее сила,
Лобсоголдоя тотчас бы удавила.
Но действует она неторопливо и плавно,
Действует она по задуманному плану.

Полетела она дорогой небесной и голубой
К старшей Черного черта сестре Енхобой.
Оценить все ее возможности,
Узнать коварства ее границы.
Ее волшебств бесконечные сложности,
Полетела узнать золотая птица.
Алма-Мэргэн ахнула даже,
Сестру Лобсоголдоя увидев старшую.
Никогда не видела она женщины гаже,
Не видела женщины более страшной.
Веки ее одрябли
И на щеки свесились.
Щеки ее одрябли
И до грудей свесились.
Груди ее одрябли
И до пупка свесились.
Живот ее одряб
И до колен свесился.
Кожа на коленях одрябла
И до ступней свесилась.
Думает Алма-Мэргэн:
— Если бы я такая была,
Я бы давно повесилась.—
Плюнула бы она на это тело,
Да птичка жаворонок плевать не умела.

А ест сестра Енхобой из железного блюда,
А ездит она на помеси коня и верблюда.
Есть у нее железная мялка,
Мнет она на ней звериные кожи,
Помнет, помнет, пока ей не жарко,
Кожи мятые в кучу сложит.

Полетала птичка вокруг окон и крыши
И вспорхнула повыше.
Полетела она по дороге небесной и голубой
К средней Черного черта сестре Енхобой.
Оценить все ее возможности,
Узнать коварства её границы,
Ее волшебств бесконечных сложности,
Полетела узнать золотая птица.
Вокруг дворца она полетала,
Все она высмотрела, все узнала.
Но увидев саму сестру, вздрогнула даже,
Трудно быть женщине страшнее и гаже.
Брови ее одрябли
И до губ свисают.
Губы ее одрябли
И до грудей свисают.
Груди ее одрябли
И до пупка свисают.
Живот ее одряб
И до колен свисает.
Кожа на коленях одрябла
И до ступней свесилась…
Думает Алма-Мэргэн:
— Если я такая была бы,
Я бы сразу повесилась.—
Полетала птичка вокруг окон и крыши
И вспорхнула повыше.

Полетела она по дороге небесной и голубой
К младшей Черного черта сестре Енхобой.
Оценить все ее возможности,
Узнать коварства ее границы,
Ее волшебств бесконечных сложности
Полетела узнать золотая птица.
Вокруг дворца она полетала,
Все она высмотрела, все узнала.
Увидела она, что сестра эта тоже
На двух старших сестер похожа.
Ресницы — брови одрябли,
До щек свисают.
Щеки одрябли,
До грудей свисают.
Груди одрябли,
До пупка свисают.
Живот одряб,
До бедер свисает.
Кожа на бедрах одрябла,
До щиколоток свесилась.
Думает Алма-Мэргэн:
— Если я такая была бы,
Я бы давно повесилась.—
Полетала птичка вокруг окон и крыши,
И поднимается выше.

Полетела она обратно
Легко и плавно.
Обдумывает она многократно
Свои планы.
Чтобы все задуманное — осуществилось,
Чтобы начатое все — закончилось.
Чтобы Гэсэр и Урмай-Гоохон освободились
Очень ей хочется.

Крылышки у птицы легки и быстры,
Возвратилась она до жилища старшей сестры.
Которая ест из железного блюда,
А ездит на помеси коня и верблюда.
Которая имеет железную мялку,
Мнет на ней звериные кожи.
Помнет, помнет, пока ей не жарко,
Кожи мятые в кучу сложит.

Тогда Алма-Мэргэн
Двенадцать волшебств своих вынула,
Тогда Алма-Мэргэн
Двадцать три волшебства своих раскинула.
Полдневный зной трех последних лет
В одно место собрала она запросто,
От дикого зноя спасенья нет,
Наступила великая засуха.
Лошадиная моча на дороге кипит,
Лошадиный помет сам собой горит.
Лобсоголдоя старшая сестра Енхобой
Не может вынести этот зной.
Искупаться в озере захотела,
Долго она купается,
Хочет она охладить свое тело,
Но тело не охлаждается.
А зной все палит без жалости,
До жжения и до сожженья.
Купается Енхобой до усталости,
Купается до изнеможения.
Наконец нашла от дерева тень,
Лежит в тени, распростертая,
Думать лень, шевелиться лень,
Уснула она, как мертвая.