Мадам Севинье - «В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь»

Г-н и г-жа де Виллар вместе с крошкой Сен-Жеран накануне своего отбытия шлют Вам приветы. Они хотят заказать копию с Вашего портрета, что стоит на камине, чтобы взять ее с собой в Испанию [26] Маркиз де Пьер Виллар (1623–1698) — генерал-лейтенант, посол в Вене и трижды — в Испании, в Савойе, Дании. Война помешала г-же де Виллар выехать к мужу в Испанию, ибо тот был отозван во Францию. . Малышка моя [27] Речь о Мари Бланш, первой дочери супругов де Гриньян, родившейся 15 ноября 1670 г. в своих восхитительных кружевах целый день пробыла со мной в комнате, освящая своим присутствием тот самый дом, где все наполнено воспоминаниями о Вас и где ровно год назад Вы изнывали словно пленница; ныне все приходят его смотреть, восторгаются, но хоть бы кто захотел снять [28] Маркиза де Севинье и чета де Гриньян с 1 апреля 1669 г. сняли на три года дом на улице Торини. После отъезда графини они хотели сдать первый этаж в поднаем до конца срока аренды, чтобы частично оправдать расходы. .

Недавно я ужинала у маркизы д’ Юксель, где были еще маршальша д’ Юмьер, г-жа д’Арпажон, де Беринген, де Фронтенак, д’ Утрелез, Раймон и Мартен [29] Все, кто собрались в тот день к ужину, были либо родственниками, либо ближайшими друзьями г-жи де Севинье. . Вспоминали про Вас.

Заклинаю Вас, доченька, честно писать мне про свое самочувствие, про планы, про то, чем я могу помочь. Ваше состояние приводит меня в уныние; боюсь, что и Вам не слаще. Только и видится, что тысячи возможных осложнений, а мысли так и роятся в голове, не давая покоя ни днем ни ночью.

С того момента, как я принялась за это письмо, довелось мне совершить одно приятнейшее путешествие. Из Парижа я выехала накануне рано утром. К обеду думала поспеть к Помпонну [31] Маркиз Симон Арно де Помпонн (1618–1699) — дипломат, государственный секретарь по иностранным делам, государственный министр. Друг маркизы де Севинье. . Наш добрейший старикан уже ждал меня [32] Речь о дворце Фрэн. Стариканом г-жа де Севинье называет Арно д’ Андийи, отца своего друга Симона Арно де Помпонна, которому в ту пору было восемьдесят два года. ; я рада каждой возможности лишний раз с ним увидеться. Меня поразила его просветленность; чем ближе могила, тем более от него света. Движимый одной лишь заботой и любовью, он со всей серьезностью отчитал меня за нежелание следовать истинной вере, обозвал при этом сумасбродной, премиленькой язычницей; сказал, что в Вашем лице я сотворила себе кумира; что подобное идолопоклонство не менее опасно, чем любое прочее, хотя мне самой оно не кажется столь уж предосудительным; что мне, наконец, самое время подумать и о себе.

Все это он говорил с таким напором, что мне и слова не удалось вставить. Наконец, после шести часов этой милой и вместе с тем серьезной беседы я покинула его и приехала сюда, где уже вовсю торжествует май.

Тут я весь вечер и прогуляла в полном одиночестве. Снова вернулись все мои тревоги, но про них лучше умолчу. Сегодня утром принесли Ваши письма от 22-го числа этого месяца. Из какого же далека добираются они в Париж! После обеда села за письмо прямо в саду, где не то три, не то четыре соловья совсем вскружили мне голову. Вечером вернусь в Париж, тогда и запечатаю пакет прямо перед отправкой.

В тот момент, когда я повстречала галерников, моей привязанности к Вам, должно быть, не хватило толики пыла. Тогда бы я пошла с ними, чтобы повидать Вас, вместо того чтобы думать про одни только письма; и я сама себя корю за это. То-то бы Вы изумились, завидев меня в Марселе в столь славном окружении! Вы там, надо думать, все время в паланкине? Ох уж эти Ваши причуды! Мне казалось, что эти носилки Вам по душе, только когда они прочно стоят на земле; Вы очень переменились. Теперь я понимаю тех, что злословят на сей счет; клянусь честью, не покинь Вы меня в свое время, ни за что Вам не пришло бы в голову взойти в подобный экипаж, а г-н де Гриньян пусть бы и сидел в своем Провансе. Как же раздосадовало меня это Ваше положение, хоть я и знала, что так оно и случится! Берегите же себя, дорогая моя. Хочу напомнить, что наша краса Гизардия, будучи наперед уверена в счастливом разрешении, так оступилась, что три дня была на волосок от смерти; это ли не лучшее предостережение! [33] Краса Гизардия — это г-жа де Гиз, у которой случился выкидыш, после того как она неловко оступилась в Версале. Это событие повлекло за собой еще более тяжкие последствия. Ее муж, отец единственного сына, умер в июле 1671 г. В 1675 г. умирает и его малолетний сын. С его смертью род де Гизов прервался.

Г-жа де Лафайет по-прежнему побаивается, как бы Ваши прелести не обернулись угрозой для жизни. Она с готовностью уступает Вам подле меня первое место. Когда у нее все хорошо, она откровенничает, что идет на это скрепя сердце, зато теперь все как надо; за одно это второе место должно быть по праву отдано ей. Она его и получает; Ла Торш от этого только что не умирает [34] Речь идет о ревнивых чувствах обеих. .

У меня все своим чередом; свой черед и для поездки в Бретань. Это время нам придется прожить по-разному. Для меня оно будет омрачено заседаниями местных штатов в Витре в конце июля; все это мне в тягость. К тому времени Вашего братца уже и след простынет. Милая моя, Вы с такой радостью торопите время. Вы не ведаете, что творите; не успеете оглянуться, как оно и Вас за собой потянет. Поначалу оно будет казаться таким покладистым, но, вздумав однажды его остановить, Вы вдруг поймете, что не властны над ним. Когда-то давно я тоже наделала всех этих ошибок; теперь вот раскаялась; и пусть ко мне время оказалось более участливым, чем к кому иному, но те тысячи и тысячи приятных мелочей, которых я по его милости лишилась, наглядно показывают, сколь разрушительна его поступь.

Итак, вы полагаете, что Вашим актерам достанет духа читать со сцены Корнеля? От его строк, кстати, порой прямо дух захватывает. Я захватила с собой один томик и он весьма скрасил мне вчерашний вечер. Неужели в присланных мною книжках Лафонтена не отыскалось пяти-шести басен на Ваш вкус? Мы недавно у г-на де Ларошфуко прямо-таки упивалась ими. А строчки про обезьяну и кота даже заучили наизусть: