Василий Журавский - Большая судьба [Болгарские очерки и рассказы]

— Было время — ходили, — вступил в разговор другой кооператор, лет пятидесяти, худощавый и подвижной, будто в него пружина вложена. — Прадеды наши ходили, деды, отцы и мы по наторенной тропинке… Конечно, не из-за любви к странствиям, а потому, что нужда гнала… Бай Илия, к примеру, — он кивнул головой в сторону моего собеседника с густой серебряной шевелюрой, — половину планеты обошел… Село наше — тысяча домов, а если насчитаете полсотни семейств, где не было гурбетчии, то и этого много!..

— Дома сидеть — с голоду околеть, — молвил бай Илия, вспоминая старое недоброе время, и, очевидно, по привычке широко развел длинными, точно крылья ветряка, руками. — Такая у нас сложилась поговорка. Своя земля не кормила… Вот смекните: средний крестьянский двор на пять-шесть ртов имел полтора гектара надела. При тогдашних урожаях, как ни бейся, концы с концами не сведешь. Да к тому же двести семей вовсе не имели ни пашни, ни лугов… Куда мужику податься? В город? Там рабочие руки не нужны; своих заводов не строили, в мастерских и без нашего брата хватало пролетария, улицу подметать — тоже… Вот мы и вынуждены были искать счастья на чужбине!..

Раскуривая духмяные сигареты, кооператоры старшего и среднего поколения вспоминали тяжкие прежние годы, дальние дороги.

…На исходе зимы, — однако, раньше, чем потянутся в северные страны перелетные птицы, — мужское население трогалось из села, чтобы поспеть к месту до наступления весны. Хозяйство, дом и малолетние ребятишки оставались на попечении жены. Исполнится сыну тринадцать — отец берет его с собою: пора помогать семье и учиться сложному и мудреному искусству огородничества.

Были и такие, кто, уйдя за тридевять земель, появлялся на селе раз в пять лет. Но кто, где и сколько бы ни жил, он оставался гражданином Болгарии: придет срок военной службы, вспыхнет ли война — и он без «повестки» возвращается на родину, чтобы исполнить свой сыновний долг.

Отходник отходнику рознь. Между людьми этой категории сложилась целая система эксплуататорской зависимости, порожденная волчьим законом капитализма. На верхней ступени находился «га́зда» — хозяин, сельский кулак, снимавший за свои деньги в аренду землю у румынского чокоя, венгерского или другой национальности помещика, покупавший сельскохозяйственный инвентарь и живое тягло. Арендатор содержал штат торговцев овощами и надсмотрщиков — людей доверенных, обычно родственников. У него в найме работало несколько старых и опытнейших овощеводов, которые исполняли роль бригадиров и агротехников. Ступенью ниже стояли те, кто выращивал рассаду, потом ратаи, или мотыжники, за ними — чираци (ученики-подростки). Львиную долю доходов арендатор загребал в собственный карман. Рядовые рабочие — девять десятых от всего отряда отходников — получали за потогонный труд жалкие гроши.

По снежному первопутку огородники возвращались домой, в Поликраиште. Покуда хватало денег, ели, пили, гуляли. Пьяными били жен: девять-десять месяцев не был мужик дома, может стать, изменила, а если нет, так впрок. Истратившись, брали деньги взаймы у арендатора в счет отработки и по уши увязали в кабале. Женили пятнадцатилетних сыновей, чтобы привести в хозяйство даровую работницу. На свадьбах и в корчмах пели свою залихватскую и заунывную, на бурлацкий мотив, песню:

— Двадцать один год странствовал я, — рассказывает Илия Атанасов Тодоранов, звеньевой огородников. — Сначала пытал счастья в европейских странах, потом пустился за океан, огородничал в Аргентине, оттуда перебрался в Соединенные Штаты, после — в Канаду. Заработал денег… на обратную дорогу и вернулся с чем уехал. Только что вот серебра в волосах привез!..

— А я шестьдесят четыре года отходничал, — надтреснутым голосом отозвался кооперативный сторож Иринчо Царцоров. — Так жизни и не видел. Семью растерял. Ежели бы сейчас была старая власть, то давно уже помер бы с голоду. А кооператив, спасибо ему, кормит, поит и одевает. И я по силе возможности еще работаю, хотя никто и не заставляет…

Спустилась ночь. Вызвездилось чистое балканское небо. Вызвездилась мириадами электрических огней долина. Нить печальных воспоминаний оборвалась. Люди умолкли: то ли залюбовались половодьем света, разлившегося над родными стрехами, то ли заслушались веселой песни высоких и звонких молодых голосов, плывущей от села…

— Тебе-то, Петко, не понять, какие муки пришлось нам мыкать, — говорит бай Илия, обращаясь к молодцеватому, лет тридцати мужчине с льняными кудрями, кооперативному агроному Петко Владову. — Ты родился аккурат вовремя!..

— И мне довелось жить без отца и помогать с малолетства матери по огородничеству, — тихо говорит Владов.

— До́ма… А чужой чорбы не хлебал, слава богу!

— Это верно, бай Илия.

— То-то и оно!.. Хотя у тебя есть «божья искра» и к наукам большое расположение, но вырасти ты в старой Болгарии — мерить бы тебе дороги по свету, как нам, а в университет, поди, даже на экскурсию тебя бы не пустили, бедняцкого сына!..

— Правильно рассуждаешь, бай Илия, — тряхнул льняными кудрями Владов. И, обращаясь ко мне, сказал: — А вы знаете, не такая легкая штука служить в должности агронома у огородников Поликраиште. Ведь тут каждый сам себе агроном!.. Но не подумайте, что наши кооператоры консервативно настроены в отношении науки… Напротив. Все новое, передовое, сулящее пользу, они крестьянским нюхом чуют за версту… Севообороты, к примеру. Прежде, в единоличном хозяйстве, преобладала двуполка. Землю под пар не пускали: роскошью было бы. А как только организовался кооператив, сами крестьяне подняли вопрос о внедрении многопольных севооборотов. Или вот история с торфоперегнойными горшочками. Из русских газет вычитали (у нас что ни отходник, то полиглот: два-три языка знает, а старик Кушев — семью владеет!). Не дожидаясь совета земельных органов, стали выращивать рассаду новым методом… За ленточно-бороздковый и квадратно-гнездовой способы посадки и посева обеими руками голосовали!..

— Э-гей, ребята! — пропел откуда-то из темноты сторож. — По домам пора. Ночка огородника коротка. А заря на моем веку еще ни разу не опаздывала!..

Да, людям встречать зарю на огородах.

В наше время, как говорят в шутку, свет стал тесен. Случилось мне прошлогодней весной предпринять поездку по братским европейским странам. Путешествовал я на машине вместе с друзьями-болгарами.

Не запомню уж, сколько километров минули мы от шлагбаумов, разделяющих территории Венгрии и Чехословакии, любуясь чудесными пейзажами Карпат, когда один из моих спутников — редактор центральной газеты — попросил остановить машину.