Антология - Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун [антология]

Культуры больше нет, кто будет рыдать по этой утрате?

Поэт ответил: «Охотничество исчезло, пришло время промышленной цивилизации, которая превращает жизнь в унылое существование. Если в этом высокоразвитом мире полицейские готовы стрелять в людей, ну что ж, пускай в меня стреляют».

Стреляйте, давайте, стреляйте. Я отдам честь наставившему на меня оружие брату. Кто-нибудь из любви к поэзии сможет похоронить потом мое тело?!

Однажды, когда писатель Ужерту брал интервью у Марии Со, его поразило одно высказывание шаманки:

«Раньше земель для охоты и оленеводства было много, на тысячи километров тянулись, доходили аж до уезда Хума в Хэйлунцзяне. Мы на выпасе оленей могли уходить как угодно далеко. В то время повсюду водились лоси, олени, белки. Но сейчас все изменилось, вокруг одни люди, одни браконьеры. Прошло всего-то несколько лет! А у нас теперь даже места для собственного стойбища нет, нам негде пасти своих оленей! У нас отобрали ружья, это все равно что перебить всю нашу посуду для еды… И самая насущная проблема теперь — найти место для выпаса оленей. Я должна вернуть наши леса, вернуть наше охотничье оружие. Когда я думаю о том, что у эвенков нет больше ружей, нет больше пастбищ, мне хочется плакать, я плачу даже во сне!»

Кто потерял леса? И чем могли теперь утешиться лишившиеся лесов, лишившиеся охотничьих ружей эвенки? Печаль по утраченной родине глушилась лишь алкогольным дурманом. Я знал, что Мария Со не пьет вообще. Двое из пятерых ее детей погибли от пьянства, она всем сердцем ненавидела эту отнявшую жизнь у ее родных и бесчисленных сородичей заразу. Поэтому пили у нее за спиной, по-тихому, но остановить это тайное пьянство она была не в силах.

Орочонов-оленеводов осталось чуть более двухсот человек, за последние двадцать лет много молодежи умерло именно от пьянства. «О том, что в горных районах запойно пьют охотники племени Аолугуя, известно было практически каждому, временами кто-то из племени спускался с гор за выпивкой, и часто случалось так, что купленное выпивали еще на полпути к дому, так и не добравшись до конечного пункта. Немало их по пьянке в лесу померзло да в реках потонуло».

А еще на лесоповале лесорубы могли обменять охотничью добычу или панты на пару бутылок водки, все из-за их повальной страсти к алкоголю. За выпивку они были готовы отдать тебе все что угодно.

Говорят, настоящих якутских эвенков осталось не больше пятидесяти человек, от кочевой жизни и тяги к бутылке у них стала пропадать способность к деторождению.

Если раньше они пили, чтобы согреться, приободриться и по праздникам, то теперь это скорее был способ убить время, скрасить одиночество, приглушить душевные страдания.

Водка для них — это поминки. «Быть живым» на самом деле — это смерть стоя. Смерть культуры. Их страдания и мучения выражались лишь в неровной пьяной поступи и злобе алкогольного дурмана.

Я размышлял о том, как в 1851 году впервые в истории США с речью выступил вождь индейского племени. В год, когда был зафиксирован как стихийное бедствие чудовищный ураган, произошло еще одно важное, вошедшее в историю страны событие. Американские власти за сто пятьдесят тысяч долларов принудительно выкупили два миллиона акров исконных индейских земель и вынудили племена рожденных здесь, возмужавших, проживших тут в радости и печали жизнь, похоронивших в этой земле своих предков индейцев немедленно покинуть эти территории. По этому поводу с полной кровавых слез обвинительной речью выступил тогда вождь племен Сиатль, после которой демократическое правительство США выразило свое особое почтение этому человеку, пообещав, что город, который построят на присоединенных землях, будет назван его именем — этим городом стал нынешний Сиэтл.

Это была речь настоящего дитя природы, в его словах чувствовался дух этих земель, они были наполнены дыханием далеких рек и бескрайних просторов. Что оставила нам речь вождя?

В памяти человечества когда-то уже были подобные воспоминания, раньше все думали и рассуждали примерно так же и следовали этой очень естественной и понятной любому человеку морали. Все человеческие радости и печали, все придуманное и созданное человеком не может идти вразрез с природой. Кроме речи индейского вождя Сиатля сегодня, пожалуй, не встретишь столь глубоко запавших в душу примеров. США подарили миру «Уолдена» [137] «Уолден, или Жизнь в лесу» — книга американского поэта и писателя Генри Дэвида Торо. Торо. Почему его так тянуло к жизни в природе? О какой духовности тосковал Торо в «Уолдене»? Почему именно эта духовная жизнь стала для него пристанищем? Сегодня перечитывая речь вождя Сиатля, я подумал о бесстыдстве так называемой цивилизации.

Все верно, именно бесстыдстве. Да-да. Куда по ошибке свернула кривая колея модернизации и индустриализации? Можно ли повернуть все вспять и вернуться к истокам? Идешь себе — иди, не стоит сворачивать со своего пути. Приведет ли к счастью и благополучию эта дорога? Где в каждом из нас находит отклик голос индейского вождя столетней давности?

«Как можно торговать небом или теплом земли? Эта идея очень странная.

Если воздух больше не будет чистым, реки не будут кристально прозрачными, что тогда мы сможем купить?

Для нас земля всегда была священна. В нашей памяти и в нашем опыте каждая сосновая иголка, каждая песчаная коса, каждый дымок в чаще леса, каждая полянка и стрекочущая букашка священны. Капля древесного сока, стекающая по ветке, попадает прямо в память краснокожего человека.

Когда после смерти души бледнолицых возносятся на небо, они давно уже не помнят, где родились. А мы и после своей смерти никогда не забываем эту прекрасную землю, потому что она нам мать родная, мы с ней едины. Благоухающие цветы вокруг — наши сестры, олени, лошади и ястребы — наши братья, горные вершины, сочные луга, тепло молочного жеребенка и человек — это все одна семья.

Поэтому когда Великий вождь из Вашингтона сообщает, что хочет купить у нас землю, он требует от нас слишком многого. Великий вождь говорит, что оставит нам надел земли, чтобы нам хорошо жилось, и тогда он станет отцом и будет заботиться о нас, своих детях.

Скорей всего, это значит, что мы обдумаем твое предложение о покупке. Но это будет непросто, потому что для нас эта земля священна. Сверкающая в реках вода — это не просто вода, это кровь наших предков. Если мы продадим вам эту землю, вы должны помнить, что она священна, просим вас непременно научить ваших потомков тому, что эта земля священна, и скажите им, что каждое призрачное отражение на чистой глади озера рассказывает о жизни и памяти нашего народа, в журчании воды — тоже голоса наших предков.