Елена Кисель - К судьбе лицом

Интересно, с кем Персефона поделилась той случайно брошенной фразой «Не хочу от тебя детей»? Геката бы не выдала, значит, с кем-то другим.

Убийца плавно шагнул из угла – этому-то кто насплетничал?!

Я сделал жест, и трясущийся виночерпий наполнил мой кубок вином, отважно пролив на стол только треть. Белоснежная ткань украсилась опасной багровой лужицей.

– Тоже правда, – согласился я между глотками. – Наследников. Славных героев. Как вы.

Таких наследничков дождешься – непонятно, что с ними делать. То ли глотать, как отец, то ли сразу в Тартар, как дедушка-Уран…

Правда, если хоть один в меня пойдет – то его и в Тартар бесполезно.

– Ты прав, герой. Вы оба правы. Спросите аэдов – вам скажут, что Аид не дорожит женой. Да что за жена, если видишь ее четыре месяца?! Спросите сказителей – они скажут, что это нелепая история. Похищение, гранат, женитьба…

Если бы вы знали, насколько по-настоящему это была нелепая история – тогда бы вы оценили, герои. А так можете только кивать осоловело. Глазами вопрошать: Владыка, ты что – вот так жену нам и отдашь?! Мы потребовали, а ты – отдашь?!

– Не зря же меня зовут Щедрым?!

О-о, волнуется свита. Не зря. Ты у нас, Владыка, такой щедрый – только успевай от своей щедрости спасаться. Казни полной горстью, удары двузубца – от всей широты скверного характера. Интриги – сундуками, коварства – на горбу не унесешь. Лучше б ты был скупым, Владыка, но это мы обсуждать не будем.

А то еще на себе твою щедрость изведаем.

– Берите! – жест широкий, царственный. Отдаю, не сожалея. Не кто-нибудь – герои пришли требовать. Керы затаили дыхание, перестали перепиливать зубами бараньи ребра, смотрят.

Гипнос забыл мешать вино с маковым настоем – уставился.

Геката облизнула алые губы, показав зубки – предвкушение зрелища…

– Только уведите её сами. Поднимитесь на женскую половину – и возьмите!

Чего уж проще – взять! – сияют герои. Чего легче – подняться!

Раз, два, из-за стола, с каменных тронов…

Да вот что-то не получается.

Глупости какие-то, наверное, еда была слишком тяжела. Но что один пир для героя? Напрячь могучие ноги, опереться на стол руками…

Сидят. Дергаются недоуменно.

Каменные троны гостеприимно удерживают героев за то место, которым они думали, когда спускались в мой мир. Два гиматия – бирюзовый и темно-синий, с серебром – плотно приросли к сидениям. Два хитона – белых, из дорогого плотного сукна – к гиматиям приклеились. И то, что под хитонами, присохло ко всему остальному – и не желает возвращать героев в стоячее положение.

– Что… за…

Пейрифой пыхтит: шея побагровела, глаза от натуги лезут на лоб. Нагнулся вперед в попытке вырваться из объятий трона, растрепавшиеся кудри прилипли к щекам. У Тесея вздулись на шее жилы, хмеля – ни в одном глазу, пытается достать меч.

Свита молчит, смотрит пристально и жадно.

– Уберите столы, – сказал я негромко, – наш пир закончился.

Музыка и пение смолкли без всяких приказов. Руки спорых теней расхватали недоеденные блюда, растащили скатерти и сидения, выкатили двух-трех упившихся гостей, бережно, не пролив ни капли, унесли кратеры и кубки.

Факелы убрали гостеприимные оранжевые отсветы, зазмеились зловещими бледно-розовыми язычками.

Свита молчала, как на судах, где я выношу приговоры, и молчание веяло холодом.

Пейрифой ругался. Корчился на сидении, молотил руками по подлокотникам, и золотые браслеты высекали искры о камень. Тесей понял, что не удастся вырваться, надменно распрямился. Посмотрел на меня снизу вверх.

– Ты нарушил закон гостеприимства, подземный Владыка! Зевс Громовержец…

– Я знаю о гостеприимстве все, племянник. Не зря же меня назвали Гостеприимным. Брат сказал бы, что я был щедр к моим гостям. Устроил им пир. Предоставил троны. Почему бы им и не задержаться в моей вотчине? За развлечениями дело не станет.

Свита испустила восторженный звук – свист, рев, смех, все одновременно. Многозначительно пропел бич какой-то из Эриний, с кожаным скрипом развернулись крылья Кер.

– Кто из царей проявил бы больше гостеприимства к тем, кто явился требовать его жену? Я мог бы устроить тебе встречу с Прокрустом. Или с Синидом. Или с теми кентаврами, которых вы с дружком перерезали на свадьбе. Или приказать Харону вас потопить. Ты не находишь, что я великодушен, сын Посейдона?

Пейрифой поливал площадной бранью. Сразу всех – меня, мое царство, мою свиту, того, кто сделал эти троны. Сами троны – в особенности.

Тесей, сын брата, смотрел глазами Владыки Посейдона. Брезгливо кривил алые губы.

– Ты трус, Кронид. Боишься открытого боя? Боишься, что тебя могут как твоего гонца…

Подумать только – я мог бы заткнуть его одним ударом двузубца.

– Слава – опасное оружие, герой, – я говорил неторопливо, со скукой. – Она слепит. Глушит. У кого-то еще и отнимает последние мозги. Теперь у тебя будет время прозреть и поумнеть. Мой мир способствует размышлениям.

Мановением руки сдвинул свой трон в другой конец зала. Не обращая больше внимания на то, что мне кричат в ответ. «Мой отец этого так не оставит»? Посейдон не оставит, еще бы. Хотел бы я увидеть, как он явится ко мне требовать своего сынка обратно. Может, дорожку в подземный мир вспомнит – посидим по-братски.

Уселся, оставляя героев наедине с млеющей от нетерпения свитой. Первым порхнул Гипнос, осведомился: «Покропить? Нет еще? Ну, могу весточку молодой жене от кого-нибудь передать. Тесей, герой великий – это ж у тебя там молодая жена? Так могу передать, чтобы особенно не засиживалась. Свобода от мужа – тоже свобода, нет, что ли?»

Геката подошла, посмотрела, прошелестела: «Такие молоденькие, ай-яй…»

Керы-кровопийцы перепархивали, гнусно попискивали: «А их кормить будут? Тоже? Как Цербера? Или объедками?!»

Кто-то под шумок стянул у Тесея меч – странно, Гермес на пир приглашен не был. Морфей принял облик скорбящей Елены: «Дурак ты, муженек, с другом твоим…»

Под взглядами свиты герои шли пятнами, извивались угрями на сковородке. Тесей еще пытался сохранять царственность – какая тут царственность?! Тут Ламия лезет, воркует: «Красавчик… не удержусь ведь… ой, держите меня девочки!» И девочки послушно держат, приговаривая: «На глазах у Владыки! Ты что, с Лиссой пила?! Вот Владыка уйдет – а тогда уже можно будет…»

Убийца подошел последним. Постоял, скрестив руки, оглядывая героев, замученных насмешками свиты. На лица не смотрел – разглядывал волосы. Протянул руку – пропустил между пальцевсветло-золотистый локон царя лапифов. Одобрительно цокнул языком.

– Запомню, – пообещал вполголоса и отбыл, не оборачиваясь.

Вперед протиснулся Эвклей. Удовлетворенно хрюкнул, глядя на героев на троне. Замер, ожидая приказаний.