Елена Кисель - К судьбе лицом

Условно милостивый кивок в сторону племянничка. Что там со вторым братом?

– Владыка Посейдон в гневе. В большо-ом гневе, – и непременное хихиканье. Всем ведь известно, что после того, как Посейдону пришлось участвовать в постройке стен Трои, его трудно застать в другом состоянии. – Передавал недовольство твоей карой для его сына.

Мнемозина у стены прикрывает навощенными табличками зевок. Очень надо о таком слушать. Если бы Посейдон мог – он бы каждый день гонял ко мне Гермеса вместе со своим недовольством. Геройства его сыну испортил, подумать только!

– Я удостоил Тесея трона. Чем еще недоволен мой брат?

Если бы к нему в подводный мир заявился смертный отбирать жену – Посейдон бы скормил смертного Харибде, не уточняя, чей это отпрыск.

– Гера вне себя от злости: Геракл все-таки пригнал коров Гериона в Микены!

В свите – оживление, сонм шепотков вспархивает между колонн ошалевшими мотыльками. Осса-Молва бесплотно шастает по залу, отращивает все новые головы: ах, великий герой! А вы знаете, как он с Герионом расправился?! А он ведь еще и на лодке Гелиоса покататься успел! Да-да, вместе с коровами! А он еще…

Будь здесь Убийца – он бы высказался. Хотя нет, он бы за меч схватился, он теперь постоянно так делает, когда при нем упоминают Геракла.

Гипнос брякнул как-то, не по делу. Еще секунда – и голову белокрылому пришлось бы приставлять на место, хорошо, я оказался рядом.

Когда я возник между ним и утратившим всю веселость Гипносом, Танат опомнился не сразу. Постоял, медленно вернул клинок на пояс. Проводил тяжким взглядом драпающего со всех крыльев близнеца.

– Ты не понимаешь, невидимка, - хрипло выговорил вдруг. – Этот герой убивает направо-налево. Сегодня вот Герион. И Орф. Брат Цербера. Сын Ехидны. Подземный. Он убивает, а я хожу вслед за ним и исторгаю тени. Иногда мне кажется – я его тень. Это хуже, чем с Сизифом.

– Так сорвись, – пожал я плечами. – Я не стану наступать на твой клинок каждый раз, как ты решишь опустить его на Геракла. Перережь герою глотку. Может, мне удастся обойти гнев Зевса, как с Гипносом. Может, Зевс вообще наплюет и заделает нового Алкида какой-нибудь смертной. А пряхи посмеются на своём Олимпе.

Убийца не смотрел мне в глаза. Кривил губы, словно от мерзкого привкуса. Полынь и желчь, а, старый друг? Вкус поражения , яд поражения, о котором невозможно забыть.

Если бы речь шла только о тебе – ты бы не побоялся наказания, и голова героического сына Зевса взлетела бы в воздух легче прядей, которые ты срубаешь с голов смертных.

– Человеческий век короток, невидимка. Я не сорвусь. Буду ходить за ним и отсекать пряди. Смерть умеет ждать – мы поквитаемся с этим сыном Зевса.

Что Зевс собирается одарить сыночка бессмертием – я Убийце говорить не стал.

– …ходят слухи, что Эврисфей вообще решил его к тебе отправить! Да-да, вообрази, Владыка! А то великанов Тесей поистребил, разбойников повывел, чудовища, какие есть – ну, ты знаешь, Владыка…

Знаю, что они со страшной силой просятся под землю – принимать не успеваем. После случая с Танатом как раз и началось. Скоро на земле из подземных порождений только совсем безмозглые останутся, а остальные ко мне сбегут: за убежищем от Алкида.

– …так он думает его или на край света, к Атланту, значит, за яблоками – или к тебе!

За гранатами ко мне, что ли? Убийцу цепями сковывать придется, а то герой тут и останется.

– Осса-Молва не только стоустна. Она часто лжива. Ты принес еще какие-нибудь вести?

Какие мне еще вести? Не к добру помянутая Осса отрастила сто голов, сто хвостов, свита только что в экстазе не бьется: неужели удастся посмотреть на героя?! На самого Геракла?! С безопасного расстояния, то есть, в присутствии Владыки и двузубца?! Таких подарков поверхность нам еще не делала!

Но вот глаза Гермеса горят нехорошо. Пылают нездоровым предвкушением. Похоже, у него там на прощание завалялась новость, да не просто новость, а – как топор из-за спины: вытащить и – с размаху – ка-а-а-ак…

– Вести мелкие, Владыка, вести мелкие! – врешь, как Мом-насмешник врешь, племянник, ничего, я тебе это припомню… – Афродита наказала дочь одного смертного царя, так что та воспылала любовью к своему же отцу. Вообрази только, вином его опоила, возлегла! А он потом очухался – и как пойдет за ней с мечом гоняться… А Афродита ее в дерево перекинула, прямо на бегу! Ну, царь – мечом по дереву, а оттуда младенец вываливается, да еще такой хорошенький…

– Дальше.

– Жена Эрота, Психея, дотосковалась: ушла из бессмертия. Не свыклась с божественной жизнью, бедняжка. Правда, ходили слухи о каких-то изменах… В общем, помахала мужу на прощание – и рассыпалась искрами между смертными. К каждому, говорят, залетела, никого не обделила.

Что ж, наверное, Гестия была не одна, кто понял, что Олимп никогда больше не сможет стать домом. Ни для кого. Закончила она тоже как Гестия.

– …правда, Эрот не слишком-то долго убивался, а ведь такая любовь была…

– Дальше.

– Дальше, Владыка? – и невинность из глаз вот-вот выплеснется, затопит зал. – А, вспомнил. Деметра вот в гости собирается. Уже вот скоро и поедет.

– Даль…

Стоп, какое мне дело вообще до Деметры и ее визитов?

– К кому она собирается в гости?

Гермес поднял брови, затрепетал пушистыми ресницами, посмотрел невинным младенчиком – только что палец не сосет.

– А я разве не сказал? Я вообще думал, что она Ириду с вестью пришлет…

Вездесущая Мнемозина уронила таблички. Шеи Оссы-Молвы завязались в мертвый узел – и шепотки смолкли. Взгляды пораженной свиты сошлись в одной точке: на бледном лице Владыки, привставшего с трона.

– К-какого Тартара?!

* * *

– Нет, я не знала.

Трехтелая плохо умеет бояться. Разучилась со времен нашего с ней знакомства. Остальная свита в стены впиталась, когда осознала, что я в бешенстве!

Гермес унес ноги под невидимостью: его спас хтоний.

А Геката вот не устрашилась явиться на зов.

– Знаешь, они провожали меня как в Тартар, – верные мормолики остались где-то во внутреннем дворе, а крылатые псы испуганно воют вокруг дворца. Боятся, что возлюбленную богиню к ним доставят в трех частях: три тела поодиночке. – В логово дракона отпускали бы более спокойно… ты делаешь успехи, Владыка. Как твои сны?

Дернул плечом, отмахнулся. Что сны… их нет, я всегда теряю сон перед началом зимы, и сейчас это хорошо, потому что мне надоело видеть зеленую плесень, надоело вязкое дыхание бездны, опротивели белые и черные перья вперемешку.

Вот только раньше потеря сна обещала скорый приход жены. А теперь ко мне в гости вместе с женой…

– Нет, я не знала. И Персефона вряд ли знала тоже. Но это только сестринский визит, Владыка. Разве не так?