Елена Кисель - К судьбе лицом

–- Надеюсь, он был почтителен. Иначе…

Персефона фыркнула, не прекращая дарить ободряющую улыбку нимфам из свиты своей матери.

– О, да. Убийственно. Царь мой, это ты надоумил его поприветствовать нас словами о мире печали и ужасов, который, мол, ждет?

Жаль, я не слышал, как это прозвучало. В сочетании с тоном. Говори потом, что Убийца не умеет развлекаться…

Позади – из середины свиты Деметры – раздался сухой вопль. Наверное, Медузу заметили, вроде бы, ей пора припадать к стопам подруги.

Жена закатила глаза. Посмотрела с легкой укоризной. «Ты хорошо подготовился, царь мой, – прозвучало во взгляде. – Надеюсь, мне не придется просить у Гекаты для матери успокаивающий настой. С лотосом и водой из Леты».

Ограничился пожатием плечами. Для Деметры-то, может, и нет: сестра явно готовилась к тому, что увидит. Наверняка думала, что я Крона специально для нее подниму (или не подниму, но вытащу два-три кусочка из Тартара – это точно). И вообще, она Титаномахию видела, в последней битве участвовала… так что для нее, может, и не придется.

А вот для свиты ее крикливой – пожалуй.

И точно, пока мы продвигались по дороге, с особым тщанием убранной для такого случая, пока двигались вдоль Полей Мук, пока нас приветствовали все новые жильцы мира – свита сестры успела охрипнуть.

Деметра же держалась вполне достойно. Брезгливо кривила губы, глядя на черепа. Закрывала нос и рот платком от серных испарений. Бормотала что-то успокаивающее змеям в колеснице – когда навстречу хлынули стигийские отродья с широчайшими улыбками на пастях. Не ежилась, слушая стоны теней. Кое-где – так даже шею вытягивала: узреть ужасы моего мира в подробностях. Видно, чтобы было, что вспомнить, если опять станет не хватать поводов для ненависти.

С Гекатой во дворце даже завела какой-то разговор – мол, хорошо, что у дочери есть такая подруга, а то среди всех этих… И с отвращением смерила взглядом всех остальных.

Со мной сестра была напряженно-вежлива. Подарила две уксусные улыбки, пару раз дернула щекой. Обращалась не ко мне: к Ананке (или что там может быть за моим левым плечом?!)

Ах, спасибо за… гостеприимство (столько яда – и в одно слово!) Давно ее так нигде не встречали. Что олимпийские пиры по сравнению с этим… (тут вообще слов не нашлось, только губы дернулись). Ах да, да, конечно, и мир увидит, и пиры, и… куда-куда ее там приглашают?! Да, и это.

Только вот она так давно никуда не выезжала, а дорога была долгой. Нельзя ли перенести пир и ограничиться простой трапезой?

А как же, можно, если царица не против. Подземные, конечно, будут разочарованы, но я-то…

Царь всегда найдет, как проявить гостеприимство. Тесей и Пейрифой вон на себе убедились в моей щедрости. Конечно, царь, его жена и его сестра могут трапезовать по-семейному, в самом тесном кругу: никого, кроме них и обслуги, но гостеприимство – как пьяный Гермес.

Пролезет всюду.

Первым, что бросалось в глаза на обширном столе, было блюдо с гранатами. Широкое, серебряное, тонкой ковки. Затем – обилие мясных блюд. Кроме мяса – медовые лепешки, орешки в меду, сочные гроздья винограда – радость Диониса.

Вино, нектар, амброзия. Никаких тебе фруктов.

– Я плохо осведомлен о твоих вкусах, сестра, потому старался угодить, как мог. Правда, у меня нет человеческого мяса: Тантал утверждал, что ты питаешь к нему пристрастие. Но я могу послать подданных, специально для тебя…

Деметра поджала губы, с некоторой опаской опускаясь на трон, будто змеями, увитый кованными из золота асфоделями. Устремила холодный взгляд на отделанный гранатами кубок, с невинным видом пристроившийся возле носа великой.

На кубке красовалось похищение Коры. В подробностях.

– Благодарю тебя за заботу, Владыка, – выцедила сестра. – Тантал лжец, как многие в твоем царстве… на Полях Мук. Позволь мне спросить тебя: неужели твои подданные перестали питаться смертными? Пить кровь? Или, может, зря аэды на поверхности…

А ведь она изменилась – Деметра. В прежние времена она послала бы мне этот кубок в голову. Поднялась бы – и в лицо высказала кровожадному брату то, что думает. Годы ли на Олимпе сделали тебя достойным противником, сестра? С таким за столом схватиться – одно удовольствие.

– Аэды на поверхности – еще большие врали, чем мои преступники на Полях Мук, – широкий жест призывает робкого виночерпия из угла. – Знаешь, иногда они на Поля Мук и попадают. И продолжают врать. Но здесь они правы: мои подданные питаются на поверхности. Им незачем тащить обед с собой под землю. Да и я не приветствую. Персефону нервируют крики.

Кора со вздохом откинулась на троне и решительно спряталась за кубком с нектаром. Вид у жены был заинтересованный.

Может, давно не видела кровавых сражений: общество нимф тоже надоедает…

– Но кровь есть. Человеческой держать не приходится, но овечья – для Кер и мормолик, коровья – для теней, если потребуется возвращать память…

– Горгоны козью любят, – рассеянно отозвалась Персефона и потянулась за лепешкой, – от лошадиной они тоже не отказываются, но стараются не попадаться на глаза Владыке: всем ведь известно, что он колесничий.

От дочери Деметра такого не ожидала: замерла с невнятным звуком, стиснув пальцы на кубке, который дрожащей рукой только что наполнил тихий виночерпий.

Хороший воин никогда не пропустит паузу.

– За твое прибытие сюда, сестра! За ваше прибытие. И за семейные узы.

Если судить по взгляду Деметры – вино пошло в горло желчью Ехидны.

– Не хочешь ли отведать жаркого? Ножку барана? Лопатку? Плечико ?

И не стоит сообщать мне глазами, какая я скотина. Ты еще не знаешь, кто тебе вино наливает.

А что я скотина – это истина известная. Кора вон не сомневается: только приподнимает брови и с интересом склоняет голову: а как далеко еще распространяется подземное гостеприимство?

– Благодарю. Я не столь уж голодна. Может быть, немного винограда… если бы я была уверена в том, что в твоем мире можно что-нибудь отведать без… последствий.

Я неспешно оглядел стол. Так, будто всерьез раздумывал: кормить тёщу подземной едой? Так, чтобы она тоже навеки стала частью моего мира?

– Думаю, гранатов тебе стоит опасаться. Моя жена ревнива. Кто знает, как она поймёт… – Кора приподняла брови еще выше и показала жестом: мать может не опасаться ничего.

– Вкушай спокойно, мама. Я говорила со слугами: блюда приготовлены из того, что растет и живет наверху.

Спасибо, Персефона. Теперь мне осталось только бросить под нос: «Почти все», – и смотреть, как Деметра колеблется между своим достоинством и желанием выплюнуть виноградину на тарелку.

К чести сестры – она всё-таки сдержалась. Только раздраженно глянула в сторону виночерпия, невзначай окропившего ей руку благоуханным нектаром.