Андрей Рябоконь - Искушение чародея (сборник)

Когда в небе ласточек сменили летучие мыши и начало смеркаться, разожгли костры из собранного сухостоя. Дым тянулся до небес и смешивался с облаками. Хоть колхоз привез ужин, к нему никто не притронулся — в золе пекли картошку, и не было ничего вкусней ее. Попев песни, ушли спать в усадьбу.

Разойдясь по комнатам, долго не могли уснуть, болтали за полночь. Наконец все стихло. Лишь разместившийся в моей комнате Федька Митяев шуршал под одеялом страницами «Хроники капитана Блада», читая книгу в свете фонарика.

В коридоре мелькнули тени, чуть слышно скрипнула половица. И если бы я не ждал этого звука, я бы его, верно, не услышал. Босиком я выскользнул из комнаты, пошел по ледяному полу коридора.

Лестница, длинный коридор, в конце которого — выход на улицу. Очерченные светом — две фигуры.

На шее у меня висел свисток. Я дунул в него, что было силы…

…За окнами все так же качались липы, все так же спали друзья этажом выше. Но что-то изменилось в мире. Перед двумя фигурами бесшумно возникла третья, невысокая, но грозная. Двое отшатнулись, стали отступать и едва не налетели на меня. Это были братья Симоны.

— Ага! Сдавайтесь! — сказал я.

За их спинами грозно зарычал Руслан. Запыхавшись, вбежал Сорокалет. В ухе у него был вставлен наушник, который переводил ультразвук, издаваемый моим свистком, в слышимый диапазон.

— Попались!

Чтоб не будить остальных, мы провели их в столовую.

— Ну-тес, — заговорил Сорокалет. — Вам не говорили, что воровать нехорошо?..

— Говорили, — кивнул Женька Симон, потупив взгляд.

— Мы бы только посмотрели и вернули на место, — заговорил его брат Генка.

— А что же вы прошлое не вернули?..

Братья переглянулись, и вместе потупили взор.

— Ну ладно, — сказал я. — Как видите, нам все известно. Что с вами делать, решим позже. А пока рассказывайте, где держите украденное и как вам удается все это проворачивать. Чистосердечное признание — сами знаете…

После замешательства заговорил Женька:

— У нас в столе дома все лежит. В верхнем ящике…

— И много?.. Признавайтесь?

— Двенадцать…

— Двенадцать килограмм? — ахнул Сорокалет.

— Да каких килограмм… Книг.

— Книг???

— Ну да, — братья выглядели удивленными не меньше нас.

— Так, давайте сначала, — заговорил я. — Когда я вас настиг, вы шли в часовню.

— Да.

— К колоколу?..

— Зачем нам колокол? — ответил Генка Симон. — Мы шли в библиотеку.

— Во втором часу ночи?..

— Мы узнали — в здешней библиотеке имеется трактат о вечном движении. Мы хотели его прочесть.

Сорокалет и я замолчали и, уверен: в ту минуту думали одинаково. Если все же братья Симоны не крали золото, то сейчас истинный преступник на свободе и уже ничто не стоит между ним и приманкой. Мгновением позже мы бросились из комнаты.

Сорокалет успел бросить:

— К книгам мы еще вернемся!

Еще бы несколько минут, даже, может, полминуты — и мы бы не успели.

Библиотека-часовня стояла через поляну от усадьбы. И когда мы выбежали на траву, кто-то выпрыгнул из окна библиотеки и понесся к лесу.

— Не успеем… — взвыл Сорокалет.

— Мы — нет. Руслан успеет!.. Руслан, взять.

Через четверть минуты Руслан настиг беглеца, повалил на траву. Тут же подоспели и мы. Трава в лунном свете казалась черной. На ней блекло мерцал золотой слиток.

— Уберите зверя!

— Руслан, фу…

Мы могли бы догадаться: это был Федька Митяев. Именно он ехал с Днем-Добрым, когда того скрутил артрит. Меня сбило с толку, что он уступил место после приступа болезни… Или все же до?.. И День-Добрый просто спутал причину и следствие.

— Поднимайся… — велел Федьке Сорокалет. — И не вздумай ныть.

В начале пятого горизонт посветлел. Втроем мы сидели на лавочке в парке.

Сорокалет вертел в руках прибор — размером с мыльницу с двумя кнопками и экраном на одной из больших граней. На меньших размещались полоски, на ощупь металлические. Стоило провести по ним пальцем — на экране менялась картинка.

Сорокалет выбрал одно изображение, и, поднеся прибор к массивной чугунной урне, стоящей около лавочки, нажал кнопку. На ладонь высыпался какой-то желтый порошок.

— Сера, — пояснил Сорокалет. — Шестнадцать протонов. Содержание в чугуне — около пяти грамм на сто кило.

— Где ты его взял? — спросил я, указывая на прибор.

— Нашел в кабине «Чертового колеса» в ЦПКиО, — ответил, всхлипывая, Федька.

— И что, так просто разобрался?

— Да чего тут разбираться? — ответил Сорокалет. — Во всей вселенной атомы золота выглядят одинаково. Это еще хорошо, что он извлекал из организма золото, а не железо, — оно для человека куда важней.

Немного помолчали.

— А с вором что делать будем?.. — спросил Сорокалет. — У вас при Доме Пионеров, кажется, впору открывать детскую комнату милиции.

Федька всхлипнул громче.

— Эти случаи проработаем на пионерском собрании…

Когда мы шли к усадьбе, уже светало. За рекой пели петухи, и кто-то недремлющий ударил в колокол, извещая мир о начале нового трудового дня.

Колокол звучал глухо, словно был отлит из свинца.

— Ты не золото украл, ты звук украл у колокола! — зло сказал Сорокалет.

Федька молчал.

Звук колоколу, тем не менее, вернуть удалось. Сорокалет провозился с прибором до обеда и установил, что с помощью прибора можно возвращать извлеченное вещество назад.

— И зубы можно вернуть? — спросил я.

— Я не уверен, Бабкин, но прибор, похоже, запоминает структуру до изменений. Удивительная вещица!

Сорокалет желал немедленно вернуться в Москву и уже набирал по межгороду ассистентов, чтоб те собирались и готовили лабораторию.

В столицу мы попали лишь к вечеру и заехали по пути в Дом Пионеров к Дню-Доброму, где задержались попить чай и перекусить.

— Безусловно, надо узнать, какова мощность прибора, какие максимальные объемы он может переработать, — рассуждал Сорокалет, расхаживая между приборами в секции радиодела. — А также откуда он получает энергию для работы.

Это было разумно. Ведь прошлая наша инопланетная находка, проработав четырнадцать дней, сломалась на пятнадцатый. Я говорю о саквояже, который умел похищать мысли и эмоции. Видимо, мы слишком увлеклись извлечением из окружающих ненависти, неуверенности, сомнений… И прибор, не выдержав нагрузки, испепелил себя сам.

— Но вообще, коллеги, открываются невиданные возможности. Митяев был неуч. В речной или морской воде золота содержится около четырех килограмм на кубокилометр. И извлекая драгоценный метал оттуда, он бы никогда не был бы пойман.

Возможности и правда восхищали: мир, в котором нет больше недостатка в редких материалах. Мир, где возможно получение идеально чистого вещества: ведь абсолютно чистое железо ценится гораздо дороже драгоценностей.