Андрей Рябоконь - Искушение чародея (сборник)

— Думаете, на самом деле они хотят нами угоститься, например?

— Думаю, что не исключены любые варианты. При этом у вас не будет возможности связываться с Землей или колониями. Вы полностью зависите от доброй воли представителей Галакцентра. Наши аналитики считают, что на самом деле речь идет о некоем финальном испытании: за вами будут внимательно наблюдать — и в итоге решат, достойно ли человечество того, чтобы обращаться с нами как с равными. Никто не знает, в чем суть испытания, — и даже испытание ли это на самом деле.

— То есть, мы летим неизвестно куда и неизвестно зачем, без единой гарантии, что вернемся? От нашего поведения зависит будущее Земли, но как именно нам следует себя вести, никто не знает. Ну что, Домрачеев, по-моему, только дурак отказался бы от такого! Правда, вдвоем — это скучновато…

— Конечно, вас будет больше. С остальными познакомитесь на месте, они уже прибыли на Европу.

Эмма кашлянула.

— Да, — согласился Нороватый, — я же чуть не забыл представить вам руководителя группы. Эмма Николаевна Клемехина — прошу любить и жаловать. Подчиняться ей следует беспрекословно, вся ответственность — на ней.

— Жестоко, — пробормотал Слава, но Лилит его, конечно же, услышала.

— Что вы имеете в виду, За… э-э… Павлыш?

— Ну как же. Логично было бы отправить руководителем человека пожившего, бывалого. У которого взрослые дети, а может, и внуки уже. Мало ли как все обернется…

— Эмма — наш лучший аналитик, практически с первых дней контакта тесно общается с послами Галакцентра. Кроме того, она гениальный лингвист, величина мирового уровня.

— О!..

Нороватый сарказм Павлыша проигнорировал, а вот Эмма аж побледнела.

— Ладно, ребята, хватит разговоров. Сгружайте вещи вон туда, мы разберемся, что отправлять, а что можно и оставить. И давайте-ка готовьтесь к перемещению, время поджимает. Эмма вам потом все подробно объяснит — сразу всем. Верно?

Лилит отрывисто кивнула и одарила Павлыша одним из своих фирменных взглядов.

«Похоже, я пропал», — подумал Слава.

Ни одна инопланетная угроза не сравнится с той, которую до поры до времени таит в себе оскорбленная женщина.

Особенно если это женщина, в которую — как ты вдруг понимаешь, к собственному своему изумлению и ужасу, — ты по уши влюблен.

Как всегда, само перемещение заняло ровно одно мгновение: вот только что Павлыш вдохнул поглубже и задержал дыхание, погрузившись с головой в вязкую жидкость, — и сразу же захлопнувшаяся крышка откинулась, зажимы на руках, ногах, голове разомкнулись — он вынырнул, выдохнул и огляделся.

Из соседних кабинок — громадных свинцовых коконов — выбирались Эмма и Домрачеев. Им подали полотенца и комплекты одежды, провели в раздевалку. В гулком зале то и дело клацали зажимы, громыхали крышки. Из телепорток извлекали контейнеры с тем добром, что выгрузили в Министерстве.

— Интересно, — сказал Домрачеев, — они всем этим торговать собрались?

Павлыш фыркнул:

— Я, конечно, слышал историю про то, как Колумб менял бусы на золотые слитки, но наши аборигены уже освоили межпланетные полеты. Ты действительно думаешь, что они придут в восторг от юлы или бюстгальтера?

— Это подарки, — бросила из-за перегородки Эмма. — Мы расскажем в ГЦ о том, чего достигло человечество, какие изобретения совершило.

— Не проще ли было воспользоваться для этого, собственно, одним из его изобретений: голографическим проектором? Не пришлось бы тащить с собой весь этот хлам.

— Академик Окунь настоял на том, что голо не заменит предметы материальной культуры. И лично решил проследить за погрузкой… а он — великий человек, однако склонен к некоторой избыточности. Но это, — добавила она, — вообще говоря, не ваша забота.

— Ага, — заметил Павлыш, покидая раздевалку. — Вот и вопрос, вот и загадка: а что, вообще говоря, — наша забота? Никто ничего не знает, это ясно. Но предположения-то вы строите, Эмма Николавна? Основываясь на вашем уникальном опыте общения с представителями Галакцентра?

Хлопнула дверца, Эмма вышла в коридор, уже переодетая в облегающий иссиня-черный костюм. Ровно такие же были на Павлыше и Домрачееве.

— Так или иначе, мы сами тоже оказываемся в роли наблюдателей. Вот в этом наша задача и состоит: внимательно смотреть и делать выводы. Не на меня, Павлыш, и не сейчас; я говорю об инопланетянах и том месте, где мы окажемся.

— Это он тренируется, — сказал Домрачеев. — Значит, мы будем в роли этаких бравых разведчиков?

Девушка поморщилась.

— Скорее в роли исследователей, которые оказались на неведомом острове.

— А это, стало быть, наш Пятница? — Домрачеев кивнул на человечка, который уже семенил к ним по проходу. Размером с трехлетнего ребенка, однако лицо взрослое, а глаза… что-то с ними было не то, и Павлыш не сразу сообразил: да ведь они выпуклые и вращаются, как у хамелеона!

— Добрый день! Вы последние из прибывших гостей? — Голос у него был металлический и звучал как будто прямо из груди. Из черного коробка, приколотого к одежде. — А где же Академикокунь?

— Он вот-вот закончит с погрузкой и явится, — пообещала Эмма. — А вы?..

— Я ваш спутник, провожатый, гид, вергилий.

— Кто? — изумился Домрачеев.

— Потом, — одернула его Эмма. — Скажите, любезный, а где находятся остальные?

— В криокамерах, готовы к старту, началу, полету, транспортировке. Если Академикокунь задерживается, я сопровожу вас на корабль; сам он найдет дорогу.

— Академик, — пояснила им Эмма, — уже бывал на корабле — когда обсуждали погрузку подарков.

Они двинулись вслед за человечком, который — вопреки ожиданиям — двигался чрезвычайно проворно и даже как будто плыл над коридором. Однако следы на полу он оставлял — небольшие темные пятна — вроде капель, что ли…

— Слушайте, — шепнул Павлыш Эмме, — как такое может быть? Во всех сводках всегда подчеркивалось, что земляне — уникальный случай во Вселенной, ни одна гуманоидная форма жизни, кроме нас, ГЦ не известна… Откуда он тогда взялся? Самозародился в недрах собственного корабля, как средневековая мышь?!

— Горюете о собственной уникальности, Павлыш? Не переживайте, это — вергилий, робот, с их помощью ГЦ общается с нами. Видимо, они заметили, какой шок испытывает обычный человек, столкнувшись с рокошами или с блур-ашаграми. Вот и решили сгладить эффект.

— Глупо, — сказал Домрачеев. — Это же еще жутче: такой кадавр, почти похожий на нас, но не совсем.

— Вы двое, да поймите же наконец! То, что с нами происходит… Ошибки — это неизбежность. Не бывает контакта без ошибок: различные знаковые системы, ценности… да все разное! Наша задача в том и состоит, чтобы с помощью ошибок выявить разницу между ими и нами — выявить и научиться воспринимать ее как должное.