Алексей Добряков - Уличные песни

Скоро я буду дома.
Скоро я буду пьяный.
Но залечу не скоро
Сердца больную рану.

А я нашел другую,
Хоть не люблю, но целую.
Когда ее обнимаю,
Одну лишь тебя вспоминаю.

Пусть на вахте обыщут нас начисто,
И в барак надзиратель вошел…
Мы под звуки гармошки наплачемся
И накроем наш свадебный стол.

Женишок мой, бабеночка видная,
Наливает мне в кружку «Тройной».
Вместо красной икры булку ситную
Он помажет помадой губной.

Сам помадой губной он не мажется
И походкой мужскою идет.
Он совсем мне мужчиною кажется,
Только вот борода не растет.

Девки бацают с дробью «цыганочку»,
Бабы старые «горько!» кричат.
Лишь рыдает одна лесбияночка
На руках незамужних девчат.

Эх, налейте за долю российскую!
Девки выпить по новой не прочь
Да за горькую, да за лесбийскую
Нашу первую брачную ночь.

В зоне сладостно мне и немаетно,
Мужу вольному писем не шлю.
Никогда, никогда не узнает он,
Что Маруську Белову люблю.

Познакомился я с Софой раннею весной.
А когда она сбежала — потерял покой,
Софа — ангел, Софа — душка,
Софа мягче, чем подушка,
Хоть ложись и сразу помирай.

Софочка, София Павловна,
София Павловна — на целый свет одна.
Софа, я не стану лгать:
Готов полжизни я отдать,
Только чтоб тобою обладать!

А как стала эта Софа летом загорать,
Повернулась кверху жопой — солнца не видать.
А потом легла на спину
И кричит: «Давай мужчину!»,
Вот такая Софочка была!

А как Софа заболела и в постель слегла,
Пять врачей ее лечили и одна сестра.
Долго думали-гадали,
Сто рецептов прописали…
Только процедура помогла.

Софочка, София Павловна,
София Павловна — на целый свет одна.
Софа, я не стану лгать:
Готов полжизни я отдать,
Только чтоб тобою обладать!

Если придется когда-нибудь
Мне в океане тонуть,
Я на твою фотографию
Не позабуду взглянуть.

Руки, сведенные холодом,
Жадно к тебе протяну.
И, навсегда успокоенный,
Камнем отправлюсь ко дну.

Там глубина необъятная,
Целая миля до дна.
Стану глядеть я, как по небу
Пьяная бродит луна.

Буду лежать я на дне морском:
В груде холодных камней.
Вот что такое романтика
В жизни бродячей моей.

Все потеряю на дне морском:
Грусть, и мечту, и покой…
Даже твою фотографию
Вырвет акула с рукой.

Если придется когда-нибудь
Мне в океане тонуть,
Я на твою фотографию
Не позабуду взглянуть.

Здравствуй, чужая милая,
Та, что была моей!
Как бы тебя любил бы я
До самых последних дней!

Прошлое не воротится,
И не поможет слеза.
Как целовать мне хочется
Эти твои глаза!

Много бродил по свету я,
Много прошел дорог.
Только тебя, любимая,
В сердце сберечь не смог.

Если б всю жизнь постылую
Снова прожить я мог,
Только б тебя, любимую,
В сердце своем берег.

Прошлое не воротится,
И не поможет слеза.
Как целовать мне хочется
Дочки твоей глаза!

Над рекой туман молоком парным…
Затерялись все тропки детские.
Я по тропкам тем, по лугам заливным
К речке бегал с девчонкой соседскою.

Ой, луга, луга,
Росы чистые —
На траве огоньки, на траве огоньки
Серебристые.
В той реке с тобой я купал коня
И тебя не считал девчонкою.
Озорней других, босоножка моя,
Ты казалась тогда мне мальчонкою.

Он пришел, чужой, по тропинке той,
Только бровью повел уверенно,
И мальчонки нет — заалелась ты,
Улыбнулась по-женски растерянно.

Ой, луга, луга,
Росы чистые —
На траве огоньки, на траве огоньки
Серебристые.

Я недавно с тобой повстречался
И увлекся твоей красотой,
А сам смертною клятвой поклялся:
Неразлучны мы будем с тобой.

Я, как коршун, по свету скитался,
Для тебя все добычу искал.
Воровал, грабежом занимался,
А теперь за решетку попал.

Злые люди рассказывать станут.
Поседеет моя голова.
Куда делся мой прежний румянец?
Куда делась моя красота?

Скоро в церкви тебя обвенчают,
А меня на погост понесут.
Тебе музыка вальс заиграет,
А мне «Вечную память» споют

Шутки морские порою бывают жестоки…
Жил-был рыбак с черноокою дочкой своей.
Дочка угроз от отца никогда не сдыхала —
Крепко любил ее старый рыбак Тимофей.

Выросла дочка на славу — стройна и красива.
Волны ласкали ее, как родное дитя.
Пела, смеялась, резвилась, как чайка над, морем,
Только она далеко от судьбы не ушла.

Как-то зашли к рыбаку за водою напиться
Четверо юных, средь них был красавец один —
Смуглый красавец со злою и дерзкой улыбкой,
Пальцы в перстнях, словно был он купеческий сын.

Смуглый красавец последним из кружки напился.
Кружку взяла и остаток воды допила.
Так и пошло: полюбили друг друга у моря
Чудный красавец и юная дочь рыбака.

Часто они уплывали в открытое море,
Море им пело волшебные песни свои,
Волны и ветер их буйную страсть охлаждали,
Скалы морские служили приютом любви.

Старый рыбак поседел от тоски и печали:
«Дочка, опомнись, твой милый — бродяга и вор, —
Так ей сказал, — берегись, берегись, Катерина —
Лучше убью, но не выдам тебя на позор!»

Девушка петь и смеяться совсем перестала,
Пала на личико светлое хмурая тень,
Пальцы и губы она себе в кровь искусала,
Словно шальная, ходила она в этот день.

Как-то отец возвратился из города поздно:
«Вот и конец, — он сказал, — молодцу твоему.
В краже поймали. Пойди посмотри, коли любишь.
Там и убили. Туда и дорога ему».

Девушка Катя, накинув платок, убежала.
Город был близко, и возле кафе одного
Толпы народа… Она их с трудом растолкала,
Бросилась к трупу, лаская, целуя его.

Чудный красавец лежал там уже бездыханный,
Словно заранее чувствовал смертный свой час,
Руки скрестивши, как крылья подстреленной птицы,
Злая улыбка скользила на нежных устах.