Алексей Добряков - Уличные песни

Бог, скажи, зачем ты создал море?
Это можно было избежать.
Море, море — это наше горе.
Разве сможет кто это понять?

Сердце возьмет тоска.
Водка затуманит взор.
И невольно возникает
Откровенный разговор.

Деревья с листьев опадают — ёксель-моксель,
Должно быть, осень подошла.
Ребят всех в армию забрали — хулиганов, —
Должно быть, очередь моя.

А на столе лежит повестка — шесть на девять —
В районный райвоенкомат.
Мамаша в обморок упала — с печки на пол, —
Сестра сметану пролила.

А медицинская комиссья — в голом виде —
Смотрела спереди и в зад.
Потом, часок посовещавшись — для порядку, —
Копейкин годен — говорят.

Кондухтер дал свисток протяжный — очень длинный, —
И паровозик загудел.
А я молоденький мальчишка — лет семнадцать —
На фронт германский полетел.

Вот прибыл я на фронт германский — в полвторого,
И что ж я вижу вкруг себя:
Над нами небо голубое — с облаками, —
Под нами черная земля.

Лишь только сели мы обедать — щи да кашу, —
Бежит начальник номер два (старшина).
«Ох, что ж вы, братцы-новобранцы, матерь вашу,
Жестокий бой уж начался».

Летят по небу самолеты — бонбовозы, —
Снаряды рвутся надо мной.
А я мальчонка лет семнадцать — двадцать восемь —
Лежу с оторванной ногой (а зубы рядом).

Ко мне подходит сенитарка — звать Тамарка —
«Давай я рану первяжу
И в сенитарную машину — студебекир —
С собою рядом положу (для интереса)».

И понесла меня машина — студебекир —
Через поля, через мосты.
А кровь лилась со страшной раны — прямо наземь, —
Мочила вату и бинты.

Вернусь домой под самый ужин — всем не нужен —
С одной оторванной ногой.
Жане не нужен, ох, не нужен — ох, не нужен —
Зальюсь горючею слезой.

Поставлю хатку край деревни — восемь на семь —
И стану водкой торговать.
А вы, друзья, не забывайте — Афанасий, —
Ходите водку выпивать.

Расскажу пример судьбы дурацкой
И начну я с жизни холостяцкой.
Сами вы, конечно, посудите —
К холостому в комнату войдите.

Тапочки, галоши и ботинки,
Галстуки, манжеты и резинки,
Баночки, коробочки из жести
На полу валяются все вместе.

Сам же обитатель, как в дурмане,
Дремлет на продавленном диване.
На столе недопитый коньяк,
Под столом бутылок целый ряд.

Выбрал наконец себе я жёнку —
Очень симпатичную девчонку.
Стал держаться самых честных правил.
Крест себе на выпивке поставил.

Жёнка отдалась по мне заботам:
Голову мне мыла по субботам,
Нежила и холила, как пташку,
По утрам варила с маслом кашку.

Кончился наш месяц тот медовый
Завела она порядок новый:
Всех друзей-товарищей отшила,
В парк гулять на шворочке водила.

Ей кино, концерты да балеты —
Всю дорогу доставай билеты.
Всё духи, помады да наряды,
А бутылки, значит, мне не надо.

Стала надувать супруга губки,
Ревновать буквально к каждой юбке
И тарелкой или ж венским стулом
Стала бить по ребрам и по скулам.

Рассказать всех бед я не сумею.
Лучше б мне петелечку на шею!
Лучше быть немытым и голодным,
Но зато счастливым и свободным.

Стою я раз на стреме,
Гляжу в чужой карман.
Как вдруг ко мне подходит
Незнакомый мне граждан.

И говорит мне тихо:
«Куда бы нам пойти,
Где б могли мы лихо
Время провести?

Чтоб были там девчоночки,
Чтоб было там вино.
А сколько будет стоить —
Так это все равно».

А ему отвечаю:
«На Лиховке вчера
Последнюю малину
Прикрыли фраера».

А он мне говорит: «В Марселе
Есть такие кабаки!..
Такие там девчоночки,
Такие бардаки!

Там девочки танцуют голые,
Там дамы в соболях,
Лакеи носят вина,
А воры носят фрак».

И с этими словами
Незнакомый мне граждан
Отмычкой отмыкает
Свой шикарный чемодан.

Он предлагал нам деньги
И жемчугу стакан,
Чтоб мы ему передали
Советского завода план.

Последняя малина
Собралась на совет:
Советские разбойнички
Врагу сказали «нет!».

Мы взяли этого субчика,
Отняли чемодан,
Забрали денег кучу
И жемчугу стакан.

Потом его передали
Властям НКВД.
И я его по тюрьмам
Уж не встречал нигде.

Нас власть благодарила,
Жал руку прокурор,
А после посадил нас
Под усиленный надзор.

Сижу я за решеткой,
Одну имею цель:
Эх! Как бы мне увидеть
Эту самую Марсель!

Где девочки танцуют голые,
Где дамы в соболях,
Лакеи носят вина,
А воры носят фрак.

Друзей так много в этом мире.
Для друга я на все готов.
Живет, живет в моей квартире
Семейство рыженьких клопов.

Знаком мне с детства каждый клопик.
И всю их дружную семью
По цвету глаз и острой попе
Издалека я узнаю.

Я договорник сепаратный
Сумел с клопами заключить.
И нашей дружбы, столь приятной,
Дезинсекталем не разлить.

Но как-то утром в полвосьмого
Один в постели, в полутьме
Я своего клопа родного
Размазал пальцем по стене.

С тех пор клопы — ой-ой-ой-ой! — лютуют,
Кипит их весь клопиный род.
И даже черненьких ловлю я
Клопов тропических широт.

Клопов так много в этом мире,
И каждый съесть меня готов.
И только в ванной и сортире
Я отдыхаю от клопов.

Папка мой давно в командировке,
И нескоро возвратится он.
Каждый день приходит дядька Вовка,
Мамке он принес одеколон.

Мамка моя стала нехорошей,
Перестала куклы покупать,
Потому что к мамке каждый вечер
Дядька Вовка ходит ночевать.

И как только вечер наступает,
Мамка меня рано ложит спать,
Комнату на ключик закрывает,
Не велит с кроватки мне вставать.

Я таким не буду, как мой папка,
И женюсь я лет под сорок пять.
А жене своей скажу я строго:
Дядьку Вовку в дом к нам не пускать.