Алексей Добряков - Уличные песни

Сегодня праздник в доме дяди Зуя.
Хозяин нынче ласковый, как кот:
Маруську — дочь свою родную —
За Ваську замуж отдает.

Маруська — баба в теле, по натуре,
Ни дать ни взять — красавица собой,
Сидела в розовом ажуре,
Уставив в Ваську глаз косой.

А Васька — плут с разбитою губою
Сидел, качал больною головой:
С утра хватил бедняга вдвое
И к свадьбе был совсем плохой.

К обеду стали гости собираться.
Стал воздух тяжелее топора.
Пришла Заикалка Параська.
Пришли отпетых два вора.

Пришли две свахи, как селедки, тощих,
И бабушка, что делала аборт.
Пришел и Яшка-фармазонщик,
По прозвищу Корявый Черт.

Но тут, веселья шум перебивая,
Вбежал пацан к собранию тому:
«Наташка в кожанке, Хромая,
Идет с отрядом ГПУ!»

Все гости как-то сразу осовели,
И вовсе опупел наш дядя Зуй:
Не пили гости и не ели,
А дядя Зуй торчал, как буй.

На пароходе из Анапы
Морем я плыла.
Погода чудная была —
Вдруг буря поднялась.
Но капитан приятный был —
Меня в каюту пригласил.
Когда остались тет-а-тет,
Взяла его за пест.

Я — Шура, ребенок нежный,
Я до пяти могу считать.
Я — Шура, ребенок нервный.
Один, два, три, четыре, пять.
Все мужчины меня знают,
В кабинеты приглашают.
Мне фигура позволяет
До пяти считать.

Кидает буря вверх и вниз.
Я у его колен.
Пиджак до корочек провис,
Чтоб непонятно всем.
На стуки в дверь, на крик «беда!»
Он всем в ответ: «Пустяк!
Уж если нам на дно судьба,
То, значит, будет так!»

Успели мы с ним лечь в постель —
Мне, в общем, наплевать.
Но вскоре сели мы на мель —
Пора нам вылезать.
Тогда сказала я ему:
Когда прийти опять?
Ведь нам осталось досчитать.
Два, три, четыре, пять.

Я — Шура, ребенок нежный,
Я до пяти могу считать.
Я — Шура, ребенок нервный.
Один, два, три, четыре, пять.
Все мужчины меня знают,
В кабинеты приглашают.
Мне фигура позволяет
До пяти считать.

Расскажу я вам, ребята,
Про семейный свой разлад
И о том, что был когда-то
Я, как водится, женат.
Но судьба ужасно строго
Отнеслась к моей жене:
Проболев совсем немного,
Умерла, оставив мне:
20 метров крепдешина,
Пудру, крем, одеколон,
2 бидона керосина,
Ленинградский патефон,
Белой шерсти полушалок,
Фирмы Мозера часы,
2 атласных одеяла
И спортивные трусы.

Как-то, горе разгоняя,
Был я в парке при луне.
Вижу: дева молодая
Улыбнулась нежно мне.
Я, конечно, моментально
Не замедлил к ней подсесть
И, поверьте, машинально
Рассказал, что в доме есть:
20 метров крепдешина,
Пудра, крем, одеколон,
2 бидона керосина,
Ленинградский патефон,
Белой шерсти полушалок,
Фирмы Мозера часы,
2 атласных одеяла
И спортивные трусы.

Дальше проще было дело.
Все пошло само собой.
Я ее довольно смело
Пригласил к себе домой.
Позабросив все заботы,
Славно ночь мы провели,
А когда пришел с работы,
Вместе с ней, гляжу, ушли:
20 метров крепдешина,
Пудра, крем, одеколон,
2 бидона керосина,
Ленинградский патефон,
Белой шерсти полушалок,
Фирмы Мозера часы,
2 атласных одеяла
И спортивные трусы.

Вам советую, ребята,
Аккуратней в чувствах быть.
Чтоб не грянула расплата,
Выбирать, кого любить.
Вот тогда у вас, ребята,
Будет счастье и уют,
Будут деньги и достаток,
И из дома не уйдут:
20 метров крепдешина,
Пудра, крем, одеколон,
2 бидона керосина,
Ленинградский патефон,
Белой шерсти полушалок,
Фирмы Мозера часы,
2 атласных одеяла
И спортивные трусы.

Колокольчики-бубенчики звенят:
Рассказать одну историю хотят,
Как люди женятся и как они живут —
Колокольчики-бубенчики споют.

Как у нашей у соседки молодой
Старый муж был, весь изношенный, седой.
Все силенки он отдал на стороне —
Не оставил ничего своей жене.

А напротив жил парнишка молодой.
Не сводил он нежных глаз с бабенки той.
И она была не против пошутить,
Но боялась только мужу изменить.

Вот однажды муж приходит, говорит:
«Ох, родная, нам разлука предстоит.
Уезжаю не надолго — на три дня.
Так смотри же не балуйся без меня!»

Муж уехал. На диван она легла,
Долго думала, уснуть все не могла.
Только слышит слабый шорох — Боже мой! —
Кто-то гладит ее ласковой рукой.

Испугалась и на первых на порах
Разобраться не могла она впотьмах,
А он шепчет: «Ты не бойся, ангел мой,
Не мужчина я, а добрый домовой».

Приходил к ней так две ночки домовой.
А под утро уходил к себе домой.
А на третью оказалось — ну и что ж?! —
Домовой-то на соседа был похож.

Ох, мужчины, кто так немощен и слаб,
Не бросайте вы надолго ваших баб!
А как бросишь, тогда жалобно не вой, —
В доме сразу заведется домовой.

У девушки с острова Пасхи
Украли любовника тигры.
Украли любовника
В мундире чиновника
И съели в саду под бананом.

У девушки с острова Пасхи
Был муж в одеяньи для пляжа.
Поймали несчастного,
Порвали на части его
И съели в саду под бананом.

У девушки с острова Пасхи
Родился коричневый отпрыск.
Схватили и этого,
Совсем неодетого,
И съели в саду под бананом.

Банан запаршивел и высох.
А тигры давно облысели.
Но каждую пятницу,
Лишь солнце закатится,
Кого-то жуют под бананом.

В саду на ветке пел веселый скворушка.
Машутку звал на лесенку Егорушка:
«Ты выйди, выйди, Машенька, на лесенку,
Послушаем мы скворушкину песенку».

Ну что, право слово,
Чего же в том дурного?
Послушаем мы песенку,
И больше — ничего.

Все так же заливался звонкий скворушка.
Но четко дело знал и наш Егорушка:
Дарил он ей серебряно колечико
И крепче прижимал ее за плечико.

Ну что, право слово,
Чего же в том дурного?
Он жал ее за плечико,
И больше — ничего.

Все громче заливался звонкий скворушка.
Смелее становился наш Егорушка.
«Уйди, Егорка, ox-ты, ах-ты, ойшечки! —
Порвал мне все оборочки на кофточке»

Ну что, право слово,
Чего же в том дурного?
Оборочки на кофточке,
И больше — ничего.

Узнали б до конца вы эту песенку,
Но мамка прибежала к ним на лесенку,
Вспугнула мамка бедненького скворушку,
Метелку обломала об Егорушку.