Алексей Добряков - Уличные песни

Я Мишу встретила на клубной вечериночке —
Картина шла у нас тогда «Багдадский вор» —
Глаза зеленые и желтые ботиночки
Зажгли в душе моей пылающий костер.

Была весна, цвела сирень и пели пташечки.
Братишка с Балтики приехал погостить.
Он знал, что нравится хорошенькой Наташечке,
И не хотел такой кусочек упустить.

Кто б ни увидел эту дивную походочку,
Все говорят: какой бывалый морячок! —
Когда он шел, его качало, словно лодочку,
И этим самым он забрасывал крючок.

Что вы советы мне даете, словно маленькой,
Хоть для меня решен давно уже вопрос?
Оставьте, граждане. Ведь мы решили с маменькой.
Что моим мужем будет с Балтики матрос!

Я Мишу встретила на клубной вечериночке —
Картина шла у нас тогда «Багдадский вор» —
Глаза зеленые и желтые ботиночки
Зажгли в душе моей пылающий костер.

Раз в московском кабаке сидели (ели, ели).
Гришка Лавренев туда попал.
А когда по пьянке окосели,
Он нас в Фергану завербовал.

Края — далекие, поля — широкие,
Там, где от солнца дохнут рысаки.
Без вин, без курева — житья культурного…
За что забрал, начальник? Отпусти!

Нас в вагон товарный посадили (или, или),
Пожелав счастливого пути.
Документами нас всех снабдили,
А потом сказали нам «прости»

Через день прикончили мы водку (одку, одку),
Кончился и спирт, и самогон.
И тогда вливать мы стали в глотку
Политуру и одеколон.

Мы по назначению поспели (еле, еле),
Пьяные мы к месту побрели.
Только зря тогда мы пропотели.
Ничего тогда мы не нашли.

Год прошел, и кончилась работа (ота, ота).
А мы еще не начали сезон.
И каких-то новых обормотов
На путях товарный ждет вагон.

Края — далекие, поля — широкие,
Там, где от солнца дохнут рысаки.
Без вин, без курева житья культурного…
За что забрал, начальник? Отпусти!

На дальнем юге в городе Стамбуле,
В столице Турции Али-Баба живет.
Танцует румбу в баре ресторана,
А с ним танцует румбу весь народ.

Али-Баба!
Смотри, какая баба!
Она танцует, ворует,
Смеется и поет.

Когда же полночь в баре наступает,
И все вповалку пьяные лежат.
Али-Баба сосисками рыгает,
И по-турецки пьяные кричат:

Но как-то вдруг Али-Баба скончался
И вскоре был на кладбище зарыт,
И весь Стамбул от горя содрогался,
Но все же был он водкою обмыт.

На минаретах всё муэдзины лают,
И солнце льет свой черноморский душ.
Али-Бабу пропойцы поминают,
Валяясь среди мутных желтых луж.

Али-Баба!
Смотри, какая баба!
Она танцует, ворует,
Смеется и поет.

На Дерибасовской открылася пивная.
Там собиралася компания блатная.
Там были девочки Маруся, Роза, Рая
И ихний спутник Васька Шмаровоз.

Тот Васька был вполне приличный, милый мальчик,
Который ездил побираться в город Нальчик
И возвращался на машине марки Форда,
И шил костюмы элегантно, как у лорда.

Походкой ровною под коммивояжера
Являлся каждый вечер сам король моншера.
Махнув оркестру повелительно рукою,
Он говорил: «Одно свиное отбивное!»

Но вот вошла в пивную Роза Молдаванка,
Прекрасная, как тая древняя вакханка,
И с ней вошел ее всегдавишний попутчик
И спутник жизни Васька Шмаровоз.

Держась за тохес, словно ручку у трамвая,
Он говорил: «О моя Роза дорогая!
Я вас прошу, нет — я вас просто умоляю
Сплясать со мной мое прощальное танго».

Но тут Арончик пригласил ее на танец,
Он был для нас тогда почти что иностранец.
Он пригласил ее галантерейно очень
И посмотрел на Шмаровоза между прочим.

Красотка Роза танцевать с ним не хотела,
Она и с Ваською достаточно вспотела.
Но улыбнулася в ответ красотка Роза,
И закраснелась морда Васьки Шмаровоза.

И он сказал в изысканной манере:
«Я б вам советовал пришвартоваться к Мэри,
Чтоб мне в дальнейшем не обидеть вашу маму»,
И отошел, надвинув белую панаму.

Услышал реплику маркер известный, Моня,
О чей хребет сломали кий в кафе «Бонтоне», —
Побочный сын мадам Олешкер, тети Песи, —
Известной бандерши в красавице Одессе.

Он подошел к нему походкой пеликана,
Достав визитку из жилетного кармана:
«Я б вам советовал, как говорят поэты,
Сберечь на память о себе свои портреты».

Но тот Арончик был натурой очень пылкой
И врезал Моничку по кумполу бутылкой.
Официанту засадил он в тохес вилкой,
И началось тогда салонное танго.

На Аргентину это было не похоже.
Вдвоем с приятелем мы получили тоже.
И из пивной нас выбросили разом
И с шишкою, и с фонарем под глазом.

Когда мы все уже лежали на панели,
Арончик все-таки дополз до Розы с Мэри.
И он сказал, от страсти пламенея:
«Ах, Роза, или вы не будете моею!

Я увезу тебя в мой город, у Батуми.
Ты будешь кушать там кишмиш, рахат-лукуми.
Я, как цыпленка, тебя с шиком разодену,
А ночь придет — я сам до ниточки раздену.

Я, как собака, стеречь буду твое тело,
Чтоб даже вошка укусить тебя не смела.
А чтоб к тебе не привилась зараза,
Я в баню буду в год водить тебя два раза.

Я все богатство дам и прелести за это,
А то ты ходишь, извиняюсь, без браслета,
Без комбине, без фильдекосовых чулочек
И, как я только что заметил, без порточек»

Давно закрылась эта славная пивная.
Не собирается компания блатная.
И где ж вы девочки Маруся, Роза, Рая?
И где ваш спутник Васька Шмаровоз?

На Дерибасовской открылася пивная.
Там собиралася компания блатная.
Там были девочки Тамара, Роза, Рая
И гвоздь Одессы — Костя Шмаровоз.

Он заходил туда с воздушным поцелуем.
И говорил красотке Розе: «Потанцуем
И фраерам мы, здесь сидящим, растолкуем,
Что есть в Одессе салонное танго».

Красотка Роза танцевать с ним не хотела:
Она до этого достаточно вспотела
В объятьях толстого и пьяного джентльмена,
И ей не нужно было больше ничего.