Мэри Рено - Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник)

Она сглотнула и огляделась, сказала, что все в порядке, а потом выложила правду. Гелика боялась быка, боялась с самого первого занятия с живым зверем.

– Прежде я занималась с братом, – сказала она. – Он – мой близнец, мы научились танцевать раньше, чем ходить, и мысли его были моими мыслями. Я не боялась даже с тобой: у тебя руки акробата. Но иметь дело с чудовищем, которое способно тебя убить… Как мне понять, что задумал бык?

В голове моей пронеслось: «Вот и конец „журавлям“». У всех, кроме нас, был опытный прыгун. Хриса начинала осваивать это искусство; кое-что удавалось Иру и мне; однако рано было говорить о том, что мы готовы к выступлению. И я рассчитывал, что Гелика потешит собравшийся люд, пока остальные будут осваиваться на арене. Если не прыгнет она, придется прыгать кому-то другому. Отряд, не сумевший показать себя, разгоняли еще до наступления следующего дня.

Корить ее не было смысла. Она не из воинов, а просто танцовщица, отправившаяся на Крит не по своей воле. Чтобы рассказать мне о своем страхе, ей потребовалась отвага. Более того, среди других танцоров такое просто невозможно: тех, кто боялся быка, выдавали зверю – по закону Бычьего двора позорно было только предавать храброго. Гелика доверилась мне лишь из-за нашей клятвы. Это и было первое испытание обета.

Мы немного поговорили, и я рассмешил ее – впрочем, лишь ради собственного удовольствия, – а потом отправился думать. Но сумел вспомнить лишь жеребенка, который боялся колесниц у меня в Трезене. Я излечил жеребенка обычным способом – сам подошел к колеснице, так, чтобы он видел это, а потом с лаской подвел и его.

Вот потому-то мы, «журавли», и выпустили своего быка на учебную арену. Критяне полагали, что мы сделали это от буйства и для развлечения, и так рассказывают по сей день.

Но я пошел на это с отчаяния, пытаясь излечить Гелику от страхов или же в худшем случае проверить, сумею ли я прыгать через быка.

Зверю спутали ноги, и мы поработали с ним какое-то время, а потом я сказал Актору: у ворот меня попросили передать, что его, дескать, ждут на Бычьем дворе. Когда он ушел, я крикнул своим, предупредив их заранее:

– Путы свалились! – и сорвал их, притворившись, что поправляю.

Место это не предназначалось для учебы – небольшая арена величиной со старинную яму для жертвоприношений с высокими стенами. Но для прыжков и бега места было довольно – если человек быстр, а бык нетороплив. Когда случается нечто непредвиденное, критские быки любят хорошенько подумать. Я подбежал к животному, ухватился за рога и взмыл вверх, а когда завис в воздухе, тело мое ощутило, что все занятия ничто, вот это – истинная жизнь и слава, как первая битва, как первая девушка. Приземлился я по-дурацки – на живот, но осознал, что сделал не так, и при следующей попытке не повторил ошибки. Потом моему примеру последовала Гелика, и я надежно подхватил ее при приземлении. Гордясь собой, мы завели вокруг быка «танец журавля», за ним нас и застал Актор.

Он обещал побить нас своей собственной рукой и сдержал слово, хотя побои его можно было счесть скорее щекоткой. И мы поняли почему: ими он дал нам понять, что ставит на нас и не желает замедлять наши движения.

Молодость безумна, но иногда юных вдохновляет бог. Мы были рабами и пленниками, не способными ни прийти, ни уйти по своей воле. Вместе с раненой гордостью страдает отвага. Но мы сами пришли к быку – своей собственной волей, словно имели право выбора, и это освободило наши сердца. Более мы не будем считать себя беспомощными невольниками, ведь мы сами проделали половину пути навстречу богу.

На следующий день Актор собрал нас возле деревянного быка и проверил, как мы усвоили танец. Под внимательными взглядами собратьев мы старались выглядеть как можно лучше. Наши хозяева и знатные особы обоего пола многое отдали бы, чтобы поглядеть на это, но одобрение, услышанное от одного прыгуна, стоило восторгов двадцати праздных зрителей. Наконец Актор велел нам с Геликой прыгать и отошел в сторону. Я прыгнул, прислушиваясь к потрескиванию рычагов и болтовне танцоров. И когда очутился на земле, увидел, кого направился приветствовать наш наставник. Это был Астерион. Явился все-таки!

Пока Актор говорил, он смотрел на нас всех круглыми внимательными глазами; взгляд его не изменился, упав на меня. Так смотрел бы на меня деревянный бык своими нарисованными очами. Раз или два кивнув, он ушел. Я подумал: «Ну вот и все». Но когда попытался представить себе, какую пакость он может учинить мне, в голове моей промелькнула только одна мысль: «Теперь он помешает мне стать прыгуном». Лишь смерть казалась мне страшнее подобной возможности.

Наставник вернулся, но ничего не сказал. Наконец я не выдержал и спросил:

– И чего же хочет от нас хозяин?

Тот поднял брови и пожал плечами:

– Того же, что и все хозяева. Чтобы вы были в форме. Раз уж наш господин обещал за вас сотню быков, значит хочет, чтобы вы оправдали его надежды. И позаботьтесь, чтобы было именно так; ничего другого я вам просто не могу посоветовать.

Он ушел, а танцоры и прыгуны обступили нас с похвалами, замечаниями и грубыми шутками Бычьего двора. Тут не останешься в одиночестве до самой темноты, да и тогда ты одинок лишь перед своими бедами.

Потом ко мне подошел молодой Гиппон.

– Тесей, что с тобой? Надеюсь, ты не заболел?

Ну прямо как банщица, и я едва не сказал ему так. Мне хотелось на кого-то выпустить свой гнев, но ведь Гиппон не желал мне плохого.

– Как тебе это нравится? – проговорил я. – Выходит, все хорошее, что мы сумеем показать на арене, обернется выгодой этой надменной свинье? И если мы останемся жить, то ради него.

С ним был Ир. Они переглянулись с критянским жеманством.

– О, – проговорил Гиппон, – не тревожься об этом. Астерион – ничтожество. Так, Ир?

С понимающим видом они сблизили головы. Ну прямо две сестрички, решил я.

– Конечно, – отозвался Ир. – Астерион богат и может делать все, что заблагорассудится, однако он из простых и не стоит твоего внимания. Тесей, ты, конечно, знаешь его историю?

– Нет, – отвечал я. – Мне как-то не приходилось думать об этом. Рассказывай.

Тут они начали со смешками подталкивать друг друга, подбивая к рассказу. Наконец Ир сказал:

– Астерион считается сыном Миноса. Но все знают, что отец его был прыгуном.

Он не стал понижать голос. Бычий двор – это единственное место во всем Лабиринте, где можно разговаривать свободно.

Гиппон подтвердил:

– Именно так, Тесей. Конечно, об этом не принято говорить, но мне рассказал мой друг, а он такой знатный, что знает здесь всех.

– И мой тоже. – Ир поправил прическу. – Мой друг не просто сочиняет песни, он записывает их. Таков обычай на Крите. Он очень образован и говорит, что прыгун этот был ассирийцем.