Мейсон Карри - Режим гения. Распорядок дня великих людей

Писать в постели – только одно из многочисленных проявлений невроза (или суеверия) автора. Он не допускал, чтобы в пепельнице одновременно скопилось три окурка, и даже в гостях предпочитал прятать окурки в карман, нежели переполнять ими пепельницу. В пятницу не полагалось начинать новое дело или доводить до конца начатое. Цифры, с которыми приходилось иметь дело, он складывал в уме, и если сумма цифр номера телефона или комнаты в отеле оказывалась, по его представлениям, несчастливой, отказывался звонить, занимать апартаменты и так далее. «Не перечесть всего, чего я не могу или не хочу делать, – признавался он. – Но, соблюдая эти первобытные приметы, я извлекаю из них какое-то непонятное успокоение».

[93]

Первый вариант «Сына Америки» объемом 576 страниц был написан в 1938 г. всего за пять месяцев. Все это время автора поддерживала стипендия Нью-Йоркского писательского фонда; единственное, что требовалось, – раз в неделю наведаться в офис фонда и поставить свою подпись, чтобы получить очередную сумму.

В это время Ричард жил в Бруклине у своих давних друзей Ньютонов. Герберт Ньютон, чернокожий коммунист, занимал видный пост в партии и был занят целый день – он уходил около девяти утра и часто задерживался в городе до полуночи. Его супруга Джейн сидела дома с тремя детьми. Чтобы спастись от хаоса, который воцарялся в доме поутру, когда просыпались дети, Райт вставал в шесть утра и уходил в парк Форт-Грин по соседству, прихватив с собой все необходимое для работы: желтый блокнот с отрывными страницами, ручку и пузырек чернил. В парке он занимал скамью на вершине холма с видом на городские особняки, а вдали у Бруклинской верфи высились многоквартирные дома. В этой позиции Райт писал четыре часа подряд.

Он придерживался такого распорядка в любую погоду и к 10.00 возвращался домой – порой промокнув насквозь от сидения на дожде, завтракал и читал Джейн написанную утром порцию. Под вопли играющих детей они обсуждали новый поворот сюжета, порой спорили, если Джейн казалось, будто Райт выбрал неверное направление. Затем Райт уходил наверх в свою комнату и перепечатывал на машинке то, что успевал написать за утро. Он уходил в город – в библиотеку или в гости – и к 17.00 чаще всего возвращался поужинать с Джейн и детьми. Через полгода Ньютоны переехали на другую квартиру и взяли с собой Райта. Окопавшись в дальней спальне, Райт занялся редактированием своей рукописи, просиживая над ней по 15 часов в день. «Никогда больше я не стану работать так много и с таким усердием», – писал он другу.

[94]

Менкен установил себе очень простой режим: 12–14 часов работы ежедневно, а затем, поздно вечером, выпивка и дружеская беседа. Таков был его образ жизни в холостяцкой юности, когда он состоял в питейном клубе и обычно встречался с приятелями в баре после работы, и мало что изменилось, когда он в 50 лет женился на коллеге-писательнице.

Супруги работали каждое утро по три-четыре часа, обедали, наслаждались дневным сном, еще несколько часов работали, ужинали и снова работали до 22.00 вечера, когда они усаживались вместе в гостиной выпить и поболтать. Менкен делил свой день следующим образом: утром читал рукописи и отвечал на письма (он отвечал на каждое полученное письмо в тот же день и написал за свою жизнь по меньшей мере 100 000 посланий), днем занимался редактированием, а вечером сосредоточенно писал. И при этом он уверял, что от природы ленив!

«Как большинство мужчин, я ленив от природы и хватаюсь за любую возможностью отлынивать», – писал он в письме 1932 г. Но осознание собственной лени заставляло его работать тем усерднее: полагая, что он склонен к праздности, Менкен не выделял себе досужих часов. Он превратил работу в навязчивую потребность, был невероятно продуктивен и все же в возрасте 64 лет сокрушался: «Оглядываясь на жизнь, полную тяжкого труда… я сожалею лишь о том, что не работал усерднее».

[95]

«Пашу весь день, пью – к ночи, до упора» [96], – писал Филип Ларкин в «Предрассветной песни». Несколько лет спустя он описывал свои привычки (ничем, в общем-то, не отличающиеся от привычек его лирического героя) в интервью Paris Review :

«Я стараюсь жить как можно проще. Работаю весь день, готовлю, ем, мою посуду, говорю по телефону, халтурю, пью, смотрю вечером телевизор. Почти никуда не выхожу. Все стараются как-то удержать время – одни разнообразя жизнь: год в Калифорнии, год в Японии, другие, как я, делая изо дня в день и из года в год одно и то же. А результат, наверное, в обоих случаях нулевой».

Почти всю жизнь Ларкин работал библиотекарем, поскольку уже в молодости понял, что одним только творчеством не прокормишься.

«Меня растили в понимании, что нужно иметь работу, а писать на досуге, как это делал Троллоп», – вспоминает он. И хотя порой он задумывался, что бы вышло, если б он мог все свое время отдавать творчеству, писатель все же пришел к убеждению, что достаточно и двух часов по вечерам, когда убрана посуда после ужина: «Все равно через два часа начинаешь ходить кругами, и куда полезнее отложить работу на сутки – за это время подсознание или что там решит проблему и можно будет продолжить».

Одна знакомая Райта обратила внимание, что на ее глазах архитектор, как ей казалось, занимался чем угодно, только не работой над проектом здания. Он проводил собрания, отвечал на телефонные звонки и на письма, учил студентов, но за чертежной доской она его не видела. Этой знакомой очень хотелось узнать: когда же Райт придумывает свои идеи и делает чертежи? На этот вопрос он ответил подробно: «Между четырьмя и семью часами утра. Как только я ложусь в постель, я сразу же засыпаю, а около четырех утра просыпаюсь и уже не могу заснуть. Голова ясная, так что я встаю и три-четыре часа посвящаю работе. Затем я ложусь еще подремать».

Днем он частенько позволял себе еще часок дополнительного сна, подкладывая тонкую подстилку на деревянную скамью или даже на бетонную приступку – на таком неудобном ложе чересчур не разоспишься.

Но Райта редко заставали работающим над проектами и по другой причине: архитектор не делал даже наброска, пока весь проект целиком не складывался у него в голове. Многие коллеги с некоторой тревогой обсуждали его манеру откладывать момент изготовления чертежей вплоть до решающей встречи с клиентом. (За чертежи Дома над водопадом, самого, наверное, знаменитого жилого здания ХХ в., Райт не брался до той минуты, пока клиент не позвонил сообщить, что уже садится в машину и через два с небольшим часа явится на встречу.) Райта эти вынужденные всплески активности в последнюю минуту нисколько не напрягали; коллеги и родные отмечали, что он никогда не волновался и не спешил, а запасы творческой энергии у него были поистине неисчерпаемые.