Эндрю Зерчер - Двенадцать ночей

Вилли и Флип стояли рядом с ней. Элл, все еще цеплявшаяся за плечи Флипа, тянула шею, разглядывая Неда Д’Оса.

– А я… я так же выглядела? – спросила Кэй. – В смысле, тоже так делала лицом и руками… тогда?

Вилли мягко положил ладонь ей на плечо, не сводя, однако, глаз с Эдварда Д’Оса.

– Нет, Кэй, конечно, нет. Большей частью ты просто очень тихо лежала. Я по-прежнему думаю, что у тебя это было не совсем то же самое, что разъятие…

– То же самое, – решительно возразила Кэй. – Когда Элл затрубила в рог, я еще чувствовала себя целой, слитной, но уже видела другое – вот это место видела, где мы сейчас, – и, если бы на секунду расслабилась… Вилли, поверь мне, было то же самое. Просто я не дошла до конца.

– Я думаю, лучше к нему не подходить, – вмешался Флип. – По крайней мере не быстро и не всем сразу. Не уверен, что стоит вообще сейчас показывать ему дочерей. Но если бы Элл взяла рог…

– Рог сейчас бесполезен, – тихо, но категорично промолвил Вилли. Флип спорить не стал, хотя Фантастес вскинул брови и испытующе посмотрел на остальных.

– Что ты тогда предлагаешь?

– Положиться на свои силы и действовать старым проверенным способом. Может быть, удастся совершить чудо.

Флип досадливо поморщился.

– Мы уже столько раз это обсуждали. Не может такого быть, чтобы она…

– Вилли. – Заговорив, Фантастес в один миг скинул с плеча мешок и стал в нем рыться. Кэй поняла, что́ он ищет, и ее глаза наполнились слезами. – Вилли, у меня тут лежит одна твоя вещь, и я сейчас хочу ее тебе вернуть. Я долго носил ее с собой.

Он достал из мешка маленькую сумку, про которую Кэй почти забыла. Аккуратно расстегнул пряжки, одну, потом другую, и вынул деревянный футляр в виде книги, который она впервые увидела у него в лодке, плывущей по озеру в подземелье под Александрией. Яркое дневное январское солнце придало футляру такой обыденный вид, что Кэй на секунду задалась вопросом, не играет ли с ней память странную шутку. Может быть, не было его тогда, этого футляра? Может быть, тот немыслимый предмет, что она поднесла к губам и заставила звучать под деревом из Библа в древней пещере, – всего-навсего ложное воспоминание, греза?

– Старина, сейчас не время для…

– Возьми. Сейчас самое время.

Вилли взял футляр. Сердце Кэй стало отвешивать ей удары в самое горло. Он расстегнул металлическую защелку и, бросив на старого духа последний непонимающий взгляд, поднял деревянную крышку. У Элл глаза полезли на лоб; даже Рацио удивленно воззрился на то, что лежало под крышкой. Но никто не смог бы прийти в большее изумление и возбуждение, чем мгновенно пришел Вилли, уставясь на челнок у себя в руке.

– Но… но… – бормотал он. – Гадд же выкинул его в море. Он должен был лежать в иле на дне. Ничего не понимаю.

– О, я слышал, как он похвалялся: станок сломаю, то и это выброшу в море, – сказал Фантастес. – Но до того, как я позволил тебе отдать ему челнок, я заделал все отверстия воском. – Он проказливо наморщил лоб. – Я надеялся, отчаянно надеялся. Ночью после варварских бесчинств Гадда я взял две лодки, и мы поплыли вдоль вифинского берега с сетью. Он, конечно, тяжелее воды, но пустота внутри придала ему плавучесть; нам понадобилось всего семь часов, чтобы его найти.

Кэй видно было, что челнок Вилли по руке и что это обеспечила не только природа, но и практика. Тяжело дыша от волнения, не сводя глаз с челнока, он машинально крутил его в ладони большим пальцем – а потом посмотрел на Эдварда Д’Оса. Что-то сгоняло, как тучу, великую печаль с лица Вилли, и вдруг в нем проявилось что-то мальчишеское: к вискам и ушам прилила кровь, волосы серебристо заискрились, на одной щеке вздулся горбик. Впервые за эти дни Кэй испытала радостный прилив необузданной надежды.

– Воспользуйся им, Вилли. Если кто-нибудь когда-нибудь заслужил стать чудотворцем, то это ты.

Вилли посмотрел на Флипа, ища одобрения.

– Давай. Это лучшее, что у нас есть сейчас.

Вилли поднес челнок к губам и двинулся вдоль стены к отцу Кэй. Сейчас подует, подумала было Кэй, но после нескольких шагов стало ясно, что он шепчет челноку на ходу. Может быть, молится, подумалось ей. Флип бережно опустил Элл на землю, и две сестры, а за ними духи, осторожно последовали за Вилли и встали в пределах слышимости. До Кэй долетали теперь, перекрывая негромкий шум ближнего транспорта, те сердитые, отрывистые звуки, что произносил отец, ведя свой монолог. Отдельных слов она не различала, да их, может, почти и не было, но голос, тон, хоть и изменившиеся, были его. По нему не видно было, когда Вилли сел и прислонился к стене в паре шагов от него, что он знает о чьем-то присутствии рядом. Девочки немного отошли и вжались в стену, чтобы он их не заметил. Остальные расположились рядом с ними. И некоторое время все пришедшие пребывали в полной неподвижности и молчании.

Когда наконец челнок зазвучал, Кэй смотрела на обелиск на той стороне дороги. Голос челнока так органично вложился в сам воздух вокруг, что вначале она решила – это чудит ее голова, заставляя ее как бы слышать завораживающее величие обелиска. Но чуть погодя стало ясно, что это настоящий звук – звук особого рода: высокий тон его не менялся, но в нем мощно пульсировали обертоны, они нарастали и ослабевали, нарастали и ослабевали, своевольные, как море. Лицо Вилли позади челнока было спокойно и бесстрастно, руки неподвижны, но звук полнился мукой выражения. Кэй он точно парализовал, как и ее отца, чей беспокойный, бессмысленный говор разом умолк. Он стал озираться – осторожно, словно бы украдкой.

Фантастес наклонился к уху Кэй.

– Хороший выбор! – прошептал он. – Я так и подумал, что он решит попробовать это отверстие. То же, в которое ты тогда подула вначале. Голос любви.

Натянув одежду на подбородки, они сидели спинами к стене – и вот Вилли заговорил.

– Когда Тесей прибыл в город Кносс, ему было всего восемнадцать, но от того, как он справится с опасной задачей, зависела будущность отцовского царства. Афины и их окрестности долгие годы пребывали в подчинении у критского царя Миноса, великого владыки волн и ветров. Над множеством людей и народов вершил он суд, сидя на своем острове. Он господствовал над ними, взыскивая тяжелую дань – не только деньгами, но и людскими жизнями. В его кносский дворец из богатейших городов Греции ежегодно везли масло, рыбу, сосуды и золото. А еще города посылали Миносу своих детей – лучших юношей и девушек от каждого, они входили в ворота его дворца в цепях и обратно уже не выходили. Говорили, что он отправлял их в свой легендарный каменный лабиринт, в глубине которого находилось логово Минотавра – огромного сказочного чудовища с телом человека и головой быка. Возможно, этот человекобык и правда существовал. Возможно, он и правда пожирал детей. Как бы то ни было, домой, к родителям они уже не возвращались.