Якоб и Вильгельм Гримм - Полное собрание сказок и легенд в одном томе

«Где вы ваших коров пасете?» – спросил кто-то старого пастуха. «А вот здесь, сударь, где травы не очень обильны и не очень тощи; потому что и те, и другие не полезны для коров». – «Почему так?» – «А вот извольте послушать, – отвечал пастух, – это ведь на лугу выпь кричит таким густым басом… Тоже ведь в пастухах бывала и удод – тоже. Я вот сейчас расскажу, как они пасли.

Выпь для своих стад выбирала всегда самые тучные, зеленые луга, где цветов изобилие, – вот ее коровы от той травы всегда бывали бодры и в теле, да уж очень дики. А удод пас свое стадо по высоким, сухим горным откосам, где ветер песок крутит, и коровенки его были худы и никак не могли сил набраться. Бывало, вечером выпь своих коров собрать не может – все так врозь и разбегаются. Бывало, кричит до хрипоты, а они все ее голоса не слушают! А удод, напротив того, коров своих еле на ноги поднять может, так они истощены и бессильны. «У-ун, у-ун!» – кричит бедняга, из сил выбивается, а коровы его все лежат на песочке. Вот так-то и всегда бывает с теми, кто меры не знает! Ведь вот и теперь ни удод, ни выпь стад не пасут, а все еще выпь кричит по-прежнему хриплым басом, а удод все надсаживается выкрикивая: «У-ун, у-ун!»

Назад тому лет двести, а может быть, и побольше, когда люди еще далеко не были настолько умны и плутоваты, как теперь, случилось в небольшом городке диковинное происшествие. Одна из очень больших сов залетела ночью из соседнего леса в житницу одного из горожан и на рассвете не решалась выйти из своего укромного уголка из опасения, что при вылете ее, как и всегда, птицы поднимут страшный крик. Когда поутру слуга заглянул в житницу, чтобы достать из нее соломы, он так перепугался, увидев в углу сову, что тотчас выбежал, бросился к хозяину и возвестил ему: «В житнице, мол, сидит чудовище, какого я в жизнь свою не видал, – глазами ворочает и каждого живьем проглотить готово». – «Знаю я тебя, – сказал ему хозяин, – за черным дроздом в поле гоняться – на это ты мастер, а к дохлой собаке без палки не подойдешь. Сам пойду посмотрю, что ты там за чудовище открыл?» – И храбро пошел в житницу и стал кругом озираться. Но, увидев диковинную и некрасивую птицу своими собственными глазами, и он тоже перепугался не меньше, чем его слуга. В два прыжка очутился он у соседей и стал их умильно просить, чтобы они оказали ему помощь против невиданного и опасного зверя; а не то как оно, мол, вырвется из его житницы да накинется на город, так городу грозит великая опасность. Поднялся шум и крик по всем улицам: горожане собрались с вилами, косами и топорами, словно навстречу врагу; явились и ратманы с бургомистром во главе. Построившись на площади рядами, они двинулись к житнице и окружили ее со всех сторон. И выступил из рядов самый мужественный из всех горожан и, с копьем наперевес, вступил было в житницу… Но тотчас же выскочил из нее, бледный как смерть, закричал – и слова выговорить не мог. Еще двое пытались туда войти, но и тем не повезло. Наконец выступил вперед высокий, здоровый мужчина, который был известен своими военными подвигами, и сказал: «Вы не выгоните оттуда чудовища одним взглядом; тут надо взяться за дело толком, а вы все, как я вижу, оробели и сунуться поближе не смеете». Он приказал принести себе латы и шлем, меч и копье – и вооружился как следует. Все похваляли его мужество, хотя многие и опасались за его жизнь. Но вот ворота житницы были широко открыты, и все увидели сову, которая тем временем уселась на одной из поперечных балок. Воин приказал принести лестницу, и когда он на нее занес ногу, собираясь лезть вверх, то все стали кричать ему: «Смелее! Смелее!» – и призывали на помощь ему святого Георгия, который убил дракона. Когда же он поднялся по лестнице и сова увидела, что он до нее добирается, да к тому же и криком была перепугана, и не знала куда деваться, она повела глазами, взъерошила перья, захлопала крыльями, защелкала клювом и глухим голосом взвыла: «Шуху! Шуху!» – «Вперед! Вперед!» – кричала с надворья толпа, ободряя храброго воина. «Кто на моем месте был бы, тот не очень-то крикнул: вперед!» – отвечал им воин. Однако же и еще поднялся на одну ступеньку, но задрожал и чуть не без сознания спустился наземь.

И вот наконец никого не осталось, кто бы решился подвергнуть себя страшной опасности. «Чудовище, – так говорили все, – одним своим дыханьем отравило и нанесло смертельную рану храбрейшему из нас, неужели же мы, остальные, дерзнем тут ставить свою жизнь на карту?» Стали совещаться, что им делать, чтобы не погубить всего народа. Долгое время совещание не приводило ни к чему, пока наконец бургомистр не пришел к превосходной мысли. «По-моему, – сказал он, – нам следует из общей складчины откупить у хозяина эту житницу со всем, что в ней хранится, – с зерном, с сеном и соломой, и, обеспечив его от убытков, сжечь эту житницу дотла! Тогда, по крайней мере, не надо никому свою жизнь подвергать опасности. Тут уж нечего и рассуждать, и скупость в данном случае была бы неуместна». Все согласились с ним. И вот житницу зажгли с четырех углов, и с нею вместе сгорела и сова. Не веришь? Сам туда сходи да хорошенько выспроси.

Давным-давно в далекой стране ночи всегда были темными, и небо простиралось над ней, как черная ткань, потому что луна никогда не восходила и ни одна звезда не сияла во мраке. Однажды четыре юноши из этой страны отправились в путешествие и попали в королевство, где после захода солнца над дальними горами на вершине дуба загорался сияющий шар, заливавший окрестности своим мягким светом. Благодаря этому свету можно было видеть все вокруг и различать лица, хотя он был не таким ярким, как солнечный. Путники остановились и спросили местного жителя, проезжавшего мимо на телеге, что это за свет.

– Это луна, – ответил он. – Наш мэр купил ее за три талера и прикрепил к верхушке дуба. Он ежедневно наливает в нее масло и держит ее в чистоте, чтобы масло горело ровно и хорошо. За это ему платят один талер в неделю.

Когда телега поехала дальше, один юноша сказал:

– Эта лампа может пригодиться у нас дома. У нас тоже есть большой дуб, куда мы можем ее повесить. То-то будет хорошо, если нам не придется ощупью пробираться в темноте по ночам!

– Я знаю, что нужно делать, – сказал второй. – Мы достанем повозку и лошадей и увезем луну, а местные жители купят себе другую.

– Я хорошо лазаю по деревьям, – сказал третий. – Я заберусь на верхушку и сниму ее.

Четвертый юноша достал повозку и лошадей, а третий забрался на дерево, просверлил в луне дыру, продел веревку и опустил ее вниз. Когда сияющий шар оказался в повозке, они накрыли его тканью, чтобы никто не заметил кражу, потом привезли в свою страну и повесили на верхушке большого дуба. Стар и млад возрадовались, когда новая лампа засияла над землей и дома озарились ее светом. Гномы вышли из своих каменных пещер, а крошечные эльфы в красных курточках устраивали хороводы на полянах. Четверо путешественников ежедневно заправляли луну маслом, чистили фитиль и получали по одному талеру за свои труды. Но потом они состарились, а когда один из них заболел и понял, что дни его сочтены, он распорядился, чтобы четвертинку луны положили к нему в могилу, потому что они владели луной поровну и каждый имел право на четвертую часть. Когда он умер, мэр забрался на дерево, отрезал четвертинку луны садовыми ножницами и положил в гроб. Свет луны уменьшился, но почти незаметно. Когда умер второй путешественник, вторую четвертинку луны похоронили вместе с ним, и ее свет потускнел. После смерти третьего стало еще темнее, а когда четвертый лег в могилу, воцарилась прежняя тьма, и люди сталкивались головами, если выходили на улицу без светильников.