Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

Переполненный зал аплодирует. Я иду через центральный проход, глядя на обозначения рядов по краю сидений. Ряд «W» означает «why» – «зачем?». Ряд «T» – это «time» – время, пришедшее для Титуса Броза. Ряд «M» – это моя мама и мой папа. Сидящие вместе через семь кресел по ряду «М». Мои родители. Рядом с ними два свободных места. Мама блистает в черном платье, которое искрится под каким-то необычным светом, падающим на нее сверху, и я гляжу на потолок зала, чтобы понять, откуда он исходит. Весь купол потолка – это серебристо-белая луна, которая принимает зеленые, красные и пурпурные оттенки в зависимости от того, какой огонь вспыхивает на сцене. Полная луна внутри этого театрального зала.

На папаше серая виниловая куртка, очевидно, купленная за полтора доллара в магазине общества Святого Винни на станции Сандгейт. Аквамариновые слаксы. Чувство стиля закоренелого агорафоба, который никогда не видит достаточно людей, чтобы понять, что сейчас носят. Но он все же приоделся, и оттого, что он сделал это ради сегодняшнего вечера и все еще сидит здесь, у меня на глаза наворачиваются слезы. Черт побери, что я за слюнтяй. Даже после всего. После этого изощренного безумия под землей. Снова глаза на мокром месте. Ну и хрен с ними.

Распорядитель трогает меня за плечо.

– Вы заблудились? – спрашивает он вполголоса.

– Нет, все в порядке, – отвечаю я.

Мама замечает меня краем глаза. Она улыбается и поторапливает меня взмахом руки.

Ведущая начинает читать имена в микрофон.

– Магдалена Годфри из Куперс-Плейнс! – говорит она.

Магдалена Годфри гордо выходит на сцену с левого крыла. Она сияет, когда получает золотую медаль на квинслендской бордовой ленте и свидетельство от человека в костюме на сцене. Человек в костюме обнимает Магдалену и провожает к фотографу перед сценой, который щелкает три быстрых кадра, пока Магдалена глупо улыбается, прижав к груди свидетельство. На третьем кадре Магдалена кусает свою золотую медаль смеха ради.

– Сюрав Голди из Стреттона! – говорит Саманта Брюс.

Сюрав Голди выходит на сцену, кланяется, берет свидетельство и свою золотую медаль.

Я протискиваюсь мимо шести человек, вежливо подобравших колени на своих местах. Моя черная сумка задевает их головы и плечи, пока я пробираюсь к собственному месту.

– Где тебя черти носили? – шипит мама.

– Я работал над статьей.

– Что у тебя в этой сумке, черт побери?

Отец наклоняется ко мне через маму.

– Тсссссс! – шепчет он. – Гус выходит!

– Август Белл из Брекен-Риджа!

Август поднимается на сцену. Его черный пиджак не особо хорошо на нем сидит, галстук завязан слишком свободно, кремовые брюки на десять сантиметров длиннее, чем нужно, а волосы растрепаны – но он счастлив, как и моя мама, которая поспешно бросает на пол буклет с программой вечера, чтобы освободить обе руки и хлопать своему блестящему самоотверженному чудаковатому сыну-молчуну.

Папаша засовывает два пальца в рот и выдает резкий и неуместный свист, как будто где-то в деревне зовет пастушью собаку домой на закате.

Мамины аплодисменты вызывают энергичное хлопанье по всему залу, и это делает мою маму такой гордой, что ей приходится встать, чтобы не лопнуть.

Август пожимает руку человеку в костюме, благодарно принимая свою медаль и свидетельство. Он гордо улыбается для фотографии; затем машет публике, и мама отчаянно машет в ответ, несмотря на то, что жест Августа был более общим, вроде взмаха королевы, приветствующей толпу из автомобиля. Мама переживает шесть стадий материнской любви: гордость, восторг, огорчение, благодарность, надежду и снова гордость. Каждая из этих стадий сопровождается слезами. Затем Август уходит со сцены с правой стороны.

Я встаю и начинаю протискиваться обратно мимо колен людей, сидящих справа от меня.

– Извините, – бормочу я. – Простите. Мои извинения. Сожалею, что беспокою.

– Илай! – кричит мама шепотом. – Куда ты собрался?

Я оборачиваюсь и делаю жест рукой, который, надеюсь, передает мою надежду вскоре вернуться на место. Я бросаюсь по центральному проходу к боковой двери, которая открывается в ведущий вдоль зала к сцене коридор, где работники закулисья в черных рубашках и брюках снуют с кофейниками, чайными чашками и серебряными тарелками с булочками и бисквитами. Я пробегаю вперед несколько метров, а дальше перехожу на шаг, когда официально-важного вида женщина бросает на меня недоуменный взгляд. Я небрежно улыбаюсь, словно и должен быть здесь. Уверенность, Дрищ. Двигаться под покровом магии. Она не знает, что думать, потому что магия защищает меня. Я поворачиваю в дверь, которая выглядит так, будто ведет к туалетам, и официального вида женщина с недобрым взглядом продолжает идти по боковому коридору. Я выхожу обратно из дверного проема и просто иду дальше, и – небрежно и по-деловому – проскальзываю за черный занавес на краю сцены.

Август. Он идет на меня, широко улыбаясь, и золотая медаль подскакивает на его груди, когда он прыгает по полированным ступеням этого крыла сцены. Но его улыбка исчезает, когда он видит выражение моего лица.

– В чем дело, Илай?

– Я нашел его, Гус.

– Кого?

Я открываю черную кожаную сумку, и Август заглядывает внутрь. Он пристально смотрит в сумку. И не говорит ни слова.

Он кивает в сторону. Следуй за мной.

Август спешит к двери гримерной комнаты за боковой частью сцены, торопливо открывает ее. В комнате ковер. Столы и стулья. Жесткие черные футляры для музыкальных инструментов. Акустическая аппаратура. Фруктовая тарелка с кожурой апельсина и дыни, наполовину съеденный арбуз, разрезанный на куски. Август шагает к хромированному медицинскому столику-тележке на колесиках. На нем стоит ящик, накрытый красной шелковой тканью. Рядом лежит карточка с именем. «Титус Броз». Август приподнимает уголок шелковой материи, чтобы показать стеклянный ящик Титуса Броза с работой всей его жизни – прототипом силиконовой руки. Его большой прорыв. Его великий дар штату Квинсленд.

Август молчит. Он говорит молча: Дай мне эту сумку, Илай.

Мы выскальзываем из-за черного занавеса обратно в боковой коридор зала. Теперь мы двигаемся быстро. Братья Беллы. Выжившие Илай и Август, Чемпион Квинсленда. Золотой медалист и его почитатель – младший брат. Непростая прогулка. Потом чиновница, которая таращилась на меня прежде, снова одаривает меня злым взглядом, когда идет обратно по коридору, и тут время замедляется, потому что эта женщина сопровождает за кулисы мужчину. Старого мужчину, одетого в белое. Белый костюм. Белые волосы. Белые ботинки. Белые кости. Старик замечает мое лицо слишком поздно, и оно регистрируется в его сознании только после того, как я прохожу мимо его плеча. Время и точки зрения. Времени не существует, а с любой точки зрения эта сцена выглядит одинаково: Титус Броз останавливается и чешет голову, размышляя о молодом человеке, прошедшем мимо с черной кожаной сумкой – точно такой же, как та, которую Титус держит в своем бункере для очень плохих дел. Но с любой точки зрения он озадачен, потому что, когда время возвращается к своей обычной скорости, нас уже нет в коридоре. Мы исчезли. Сбежали. К нашим маме и папе.