Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

– Сторонние сделки?

– Он проворачивал дела за спиной своего босса, малыш, – поясняет Дрищ. – Он к чему-то стремился. У него имелся целый план.

– Какой план?

– Он собирался уйти от босса. Он называл это «Яйцо в гнезде». Постепенно собрать свою заначку и сидеть на ней год или два. Пусть время и рынок удвоят стоимость. Каким-то образом Титус прознал об этом и отреагировал вполне ожидаемо. Он сейчас разорвал связи с Бич Данг. Он будет теперь использовать Дастина Ванга как поставщика. И когда Бич Данг узнает насчет Лайла и поймет, что Ванг уже переманивает у нее клиентов, на улицах Дарры разразится Третья мировая война.

«Яйцо в гнезде». Третья мировая война. Узнает насчет Лайла. Бляха-муха.

– Бляха-муха, – говорю я.

– Не лайся, мать твою.

Я плачу, утирая глаза рукавом свой больничной рубашки.

– Что такое, Илай?

– Это я виноват, – отвечаю я.

– Что?

– Это была моя идея, Дрищ. Я рассказал ему о рынке. Я рассказал ему о спросе и предложении, о чем мы с тобой говорили, ну, ты знаешь, о спецгруппе «Янус» и всем прочем.

Дрищ достает из верхнего кармана рубашки пачку «Белого быка» и сворачивает себе сигарету, которую положит обратно в пачку и закурит, как только выйдет из больницы. Вот почему я знаю, что Дрищ взволнован – потому что он сворачивает сигарету, когда ее нельзя сразу зажечь.

– Когда ты ему это рассказал? – спрашивает Дрищ.

– Несколько месяцев назад, – отвечаю я.

– Ну, он занимался этим уже полгода, парень, и начал до тебя, так что ты точно ни хрена не виноват.

– Но… это… невозможно… Выходит, он лгал мне?

Лайл лгал мне. Человек, который говорил, что не умеет лгать. Он лгал мне.

– Существует большая разница между тем, чтобы лгать ребенку и не рассказывать ему что-то для его же блага, – говорит Дрищ.

– Что они с ним сделали, Дрищ?

Он качает головой.

– Я не знаю, приятель, – произносит он мягким тоном. – Я не хочу этого знать, да и тебе, наверно, тоже не стоит.

– Нет никакой разницы между ложью и умалчиванием, Дрищ! – рявкаю я. – И то, и то смердит, как моча.

– Но-но, полегче, – предупреждает Дрищ.

Возможно, боль в костяшке, где был когда-то мой палец, вызывает во мне эту ярость, а может, воспоминание о маме, вырубленной в коридоре дома Лины и Аврелия Орликов.

– Они чудовища, Дрищ! Они гребаные психопаты, заправляющие в пригородах. Я расскажу все. Я расскажу все об этом, каждую мелочь. Про Ивана Кроля и все тела, которые он расчленил. Как святоша Титус Броз, «Отвали-Сука» Данг и долбаный Дастин Ванг поставляют половину всего героина на западе Брисбена. Они пришли в наш дом, когда мы ели спагетти, и забрали Лайла. Они просто забрали его у нас, Дрищ!

Я опираюсь на правый локоть, чтобы наклониться ближе к Дрищу, и острая боль вспыхивает в районе костяшек.

– Ты должен сказать мне, Дрищ, – настаиваю я. – Куда они его увезли?

Дрищ качает головой:

– Не знаю, малыш, но тебе не время думать об этом сейчас. Тебе нужно очень тщательно поразмыслить, какие причины были у твоей матери, чтобы выдумать эту историю. Она защищает вас, приятель. Она проглотит это дерьмо ради вас обоих, а вы проглотите это дерьмо ради нее.

Я подношу левую руку ко лбу, прикрывая глаза. Вытираю слезы. Я растерян. Я плохо соображаю. Я хочу выбраться отсюда. Я хочу играть в «Missile Command» на «Атари». Я хочу десять минут разглядывать Джейн Сеймур в мамином «Женском еженедельнике». Я хочу ковырять в своем дурацком носу своим дурацким счастливым указательным пальцем.

– А где Август? – спрашиваю я.

– Копы отвезли его в дом вашего отца.

– Что-что?

– Теперь он ваш опекун, приятель, – говорит Дрищ. – Теперь он будет присматривать за вами, ребята.

– Я не поеду к нему.

– Тебе больше некуда идти, малыш.

– Я могу остаться с тобой.

– Нет, парень. Со мной ты остаться не можешь.

– А почему бы и нет?

Тут Дрищ начинает терять терпение. Он говорит негромко, но веско:

– Потому что ты не мой гребаный сын, приятель.

Незапланированный. Нежеланный. Нежданный. Ненамеренный. Недоразвитый. Недокормленный. Недоделанный. Ненужный. Нелюбимый. Неподохший. И в первую очередь, если ворошить прошлое слой за слоем – «вот если бы да кабы», – никогда вообще не существовавший бы, если бы тот урод не затащил маму в свою машину. Если бы она не сбежала из дома. И если бы ее папаша не сбежал от нее.

Я вижу отца моей мамы у себя в голове, и он выглядит как Титус Броз. Я вижу подонка, который затаскивает маму в свою машину, и он выглядит как Титус Броз с тридцатилетним бритым лицом зомби и выкидным ножом вместо языка. Я вижу своего отца и не могу вспомнить, как выглядит его лицо, так что он тоже похож на Титуса Броза.

Дрищ опускает голову. Вздыхает. Я откидываю голову обратно на мокрую от слез подушку и смотрю на потолочные плитки. Я считаю дырки в плитках, начиная слева. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь…

– Смотри, Илай, ты сейчас в яме, – говорит он. – Ты понимаешь, что я имею в виду. Это дно. Но отсюда путь только наверх, приятель. Это твой Черный Питер. Только наверх.

Я продолжаю смотреть на потолок. У меня есть вопрос.

– Ты хороший человек, Дрищ?

Дрищ задумывается над этим.

– Зачем ты спрашиваешь?

Слезы бегут из моих глаз и стекают по вискам.

– Скажи, ты хороший человек?

– Ага, – отвечает Дрищ.

Я поворачиваю голову к нему. Он смотрит в окно моей палаты. На голубое небо и облака.

– Я хороший человек, – говорит Дрищ. – Но я и плохой человек тоже. И так со всеми мужчинами, малыш. В каждом из нас есть частица хорошего и частица плохого. Самое сложное – это научиться быть хорошим постоянно, а плохим – иногда. Некоторые из нас понимают это правильно. Большинство из нас – нет.

– А Лайл хороший человек?

– Да, Илай, – отвечает Дрищ. – Он хороший человек. Иногда.

– Дрищ…

– Да, малыш.

– Как ты думаешь, я хороший?

Дрищ кивает:

– Да, ты нормальный пацан.

– Но я хороший? – допытываюсь я. – Как ты считаешь, я буду хорошим человеком, когда вырасту?

Дрищ пожимает плечами.

– Ну, ты хороший мальчишка, – говорит он. – Но я думаю, что быть хорошим мальчиком еще не означает гарантии, что ты вырастешь хорошим человеком.

– Я думаю, мне нужно пройти проверку, – говорю я.

– Ты о чем?

– Я должен проверить себя. Испытать характер. Я не знаю, что у меня внутри, Дрищ.

Дрищ встает и рассматривает надпись на моей капельнице.

– По-моему, они накачали тебя каким-то странным зельем, приятель, – произносит он, садясь на место.

– Я чувствую себя неплохо, – говорю я. – Такое чувство, будто я еще сплю.

– Это от обезболивающих, дружище, – поясняет Дрищ. – Зачем тебе себя испытывать? Почему тебе недостаточно просто знать, что ты хороший парень? У тебя доброе сердце.