Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

– Эй! – произносит она, помахивая ладонью перед моим лицом. – Ты здесь?

– Так точно! – отвечаю я.

– Ну да, вот теперь ты здесь, а пару секунд назад тормозил, – говорит она. – Ты начал пялиться прямо на меня, а потом отъехал куда-то далеко, с таким дурацким выражением лица, как у жирафа, когда он тихонько пердит и думает, что никто не слышит.

Вот, значит, как я выглядел, да? Она такая смешная!

Я показываю подбородком на двухместный диван и шепчу:

– Мы можем присесть на секунду?

Она смотрит на часы.

– У меня есть для вас история, – говорю я. – Но мне нужно быть осторожным.

Она глубоко вздыхает. Затем кивает и садится на диван.

Я сажусь рядом с ней. Она открывает свой блокнот и снимает колпачок с ручки.

– Вы собираетесь записывать? – спрашиваю я.

– Давай не будем бежать впереди паровоза, – говорит она. – Как пишется по буквам твое имя?

– Зачем вам это знать?

– Я хочу красиво вышить его на своем кардигане.

Я в замешательстве.

– Это чтобы я могла правильно написать твое имя в статье.

– Вы собираетесь написать обо мне статью?

– Если та история, которую ты мне расскажешь, того стоит – то да, – отвечает она.

– А могу я назвать вымышленное имя?

– Ну ладно, – говорит она. – Давай вымышленное.

– Теодор Цукерман!

– Это какое-то дерьмовое вымышленное имя, – замечает она. – Много ты знаешь австралийцев по имени Цукерман? Давай я придумаю. Ну… не знаю… может быть, Илай Белл?

– Откуда вы знаете мое имя?!

Она кивает на женщину за регистрационным столом.

– Ты же уже сказал его Лорейн.

Лорейн за столом понимающе улыбается.

Я делаю глубокий вдох.

– Никаких имен! – говорю я.

– Хорошо, никаких имен, – соглашается она. – Должно быть, Неизвестный Мне Мальчик, это чертовски запутанная история.

Она скрещивает ноги, разворачивается ко мне всем телом и смотрит мне в глаза.

– Ну? – говорит она.

– Что – «ну»?

– Ну скажи что-нибудь.

– Мне очень понравилась статья «Квинсленд помнит», которую вы написали про Дрища.

– Спасибо, – говорит она.

– Мне пришлись по душе ваши слова, что он в конце концов сбежал из Богго-Роуд, выйдя оттуда через главные ворота свободным человеком.

Кэйтлин кивает.

– Это действительно так, – говорю я. – По итогу, величайшим трюком из всех, которые он когда-либо проделывал, стало выживание. В этом вся суть. Люди всегда говорят, каким хитрым он был в тюрьме, но никогда не говорят о его терпении и воле, или о его решимости, или о том, сколько раз он думал, не наглотаться ли ему бритвенных лезвий.

– Хорошо сказано, образно, – замечает Кэйтлин.

– Но вы упустили самую горькую часть истории Дрища.

– Говори, какую.

– То обстоятельство, что он хотел бы быть хорошим, но плохое в нем постоянно этому препятствовало, – говорю я. – Он был в этом похож на любого другого человека, в нем присутствовало и хорошее, и плохое, но у Дрища никогда не было шанса дать своей хорошей стороне достаточно времени, чтобы проявиться. Большая часть его жизни прошла за решеткой, а когда ты в тюрьме – быть хорошим означает быть мертвым.

– А ты не слишком ли молод, чтобы задумываться о судьбах квинслендских заключенных? – спрашивает Кэйтлин. – Разве тебе не полагается еще собирать фигурки Суперменов или что-то в этом роде?

– Мы с братом Гусом сожгли все наши фигурки с помощью увеличительного стекла.

– Сколько лет твоему брату? – интересуется она.

– Четырнадцать, – говорю я. – А вам сколько?

– Мне двадцать один, – отвечает она.

Хотя я и предполагал нечто подобное, меня это неожиданно ранит. В этом есть что-то неправильное.

– Вы на восемь лет старше меня, – говорю я. – К тому времени, как мне исполнится восемнадцать, вам будет… двадцать шесть?

Она приподнимает бровь.

– А к тому времени, как мне исполнится двадцать, вам будет…

Она обрывает меня:

– Какая разница, сколько мне будет, когда тебе исполнится двадцать?

Я снова смотрю в эти зеленые глаза.

– Потому что я думаю, что мы должны быть…

Кем, Илай? Кем конкретно мы должны с ней быть? Что именно ты хочешь сказать?

Ответы на вопросы. А в конце – мертвый синий крапивник. Кэйтлин Спайс.

Мальчик. Глотает. Вселенную.

Держу пари, Августу известно, кем мы с ней должны быть.

– Ладно, не важно, – говорю я, потирая глаза.

– С тобой все в порядке? – спрашивает Кэйтлин. – Может, позвонить твоим родителям?

– Нет, все нормально, – отвечаю я. – Я просто устал.

– Что случилось с твоей рукой? – спрашивает она.

Я смотрю на свою забинтованную руку. Титус Броз. Вот причина, по которой ты сюда пришел. Титус Броз. Не Кэйтлин Спайс.

– Послушайте, я расскажу вам одну историю, но вы должны быть очень осторожны в плане того, как с ней поступить, – говорю я. – Человек, о котором я расскажу, очень опасен. Этот человек делает с людьми ужасные вещи.

Теперь она выглядит серьезной.

– Расскажи мне, что случилось с твоей рукой, Илай Белл, – говорит она.

– Вы знаете человека по имени Титус Броз? – шепчу я.

– Титус Броз? – Кэйтлин задумывается. Затем начинает записывать его имя в блокнот.

– Не надо записывать, – предупреждаю я. – Просто запомните это имя, если можете. Титус Броз.

– Титус Броз, – повторяет она. – Кто такой этот Титус Броз?

– Это человек, который лишил меня…

Но я не заканчиваю фразу, потому что чей-то кулак ударяет в стекло офиса прямо над тем местом, где мы сидим. Я инстинктивно пригибаюсь вниз, и Кэйтлин Спайс вместе со мной. Банг! Банг! Теперь в витрину молотят два кулака.

– О, черт, – произносит Лорейн за своим столом. – Это Раймонд Лири.

– Звони в полицию, Лорейн, – откликается Кэйтлин.

На Раймонде Лири костюм песочного цвета и белая деловая рубашка с галстуком. Ему лет пятьдесят. Он кругломордый, соломенного оттенка волосы растрепаны, как у пугала. У него большой живот и крупные кулаки, которые колотят по прочному стеклу витрины с такой яростью, что вся стеклянная панель дрожит вместе с рамой, и даже вода в кулере немного подрагивает. Лорейн нажимает кнопку на своем столе и говорит в интерком:

– Мистер Лири, пожалуйста, отойдите от стекла.

Раймонд Лири заходится от крика.

– Пустите меня внутрь! – рявкает он. Он прижимает лицо к витрине. – Дайте мне войти!

Кэйтлин перемещается к столу регистрации, и я следом. Раймонд Лири продолжает колотить по стеклу.

– Держись подальше от окна, – предупреждает меня Кэйтлин.

– Кто он такой? – спрашиваю я, вставая рядом с ней.

– Правительство штата снесло его дом, чтобы построить съездную дорогу с Ипсвичского шоссе, – поясняет она. – Раймонд начал пить в процессе, а затем у его жены началась депрессия, и она бросилась под цементовоз на Ипсвичском шоссе, в аккурат незадолго до того, как через ее дом проложили новую дорогу.