Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

– Так почему он стучит в ваше-то окно? – не понимаю я.

– Потому что мы не будем рассказывать его историю, – отвечает Кэйтлин.

Сжатые кулаки Раймонда по-прежнему барабанят в стекло.

– Вызывай полицию, Лорейн, – повторяет Кэйтлин.

Лорейн кивает и снимает трубку настольного телефона.

– А почему вы не хотите рассказывать его историю? – спрашиваю я.

– Потому что наша газета вела агитационную кампанию за строительство этой дороги, – говорит она. – Восемьдесят девять процентов наших читателей высказались за улучшение данного участка шоссе.

Раймонд Лири размеренным шагом отходит от стекла на пять метров.

– Твою мать! – говорит Кэйтлин Спайс.

Раймонд Лири бежит к стеклянной стене. Мне требуется секунда, чтобы осознать, что он взаправду делает это, что все по-настоящему; потому что это так неправильно, настолько выходит за рамки нормы, что кажется невозможным. Но это происходит. Он действительно несется головой вперед к стеклянной стене и бодает ее широким плотным лбом, всеми своими ста пятьюдесятью килограммами живого веса, и этот удар настолько яростен и силен, что Кэйтлин Спайс, Лорейн за столом и я, Илай Белл – одинокий искатель приключений, беглец из больницы, пропавший мальчик – одновременно резко задерживаем дыхание и готовимся к неизбежному разрушению этого опасного стекла; но оно не поддается, оно просто содрогается в раме, и голова Раймонда Лири откидывается назад, как будто он сломал себе шею, и я вижу выражение его глаз; и его глаза говорят, что он сумасшедший, что он теперь животное, что он Бык из созвездия Тельца.

– Да, офис «Юго-западной звезды», Спайн-стрит шестьдесят четыре, Самнер-Парк. Пожалуйста, поскорее, – говорит Лорейн в трубку.

Раймонд покачивается, восстанавливает равновесие, а затем снова отходит, теперь на семь метров; переводит дыхание и опять бросается на стекло. Шмяк! На этот раз его голову отбрасывает назад еще сильнее, а ноги совсем подкашиваются. Завязывай с этим, Раймонд Лири. Прекрати страдать херней. В центре его лба набухает шишка. Она на глазах меняет цвет и форму, напоминая один из наших с Августом старых теннисных мячей, потертых и исцарапанных в бесчисленных играх посреди Сандакан-стрит. Он вновь отступает назад, его ярость нарастает с каждым шагом, плечи вращаются в суставах, кулаки сжаты. Бык твердо собрался сегодня умереть.

Лорейн настойчиво говорит в интерком:

– Это армированное стекло, мистер Лири. Вы не сможете прорваться через него.

Вызов принят. Раймонд Лири в потрепанном песочном костюме и в тоске кидается в атаку на стену из армированного стекла. Он снова преисполнен решимости. Хрясь! Сильный удар. И этот удар сбивает его с ног. Он тяжело приземляется на левое плечо. Изо рта у него течет струйка слюны. Он оглушен и опьянен собственным безумием. Он вскакивает на ноги; его пиджак разорван на левом плече. У него явно кружится голова, и он в замешательстве шатается из стороны в сторону. На секунду он поворачивается спиной к стеклу. И в этот момент я бросаюсь к двери офиса.

– Илай, что ты делаешь? – кричит Кэйтлин Спайс.

Я открываю дверь.

– Илай, стой! Не ходи туда! – предостерегает Кэйтлин. – Илай!

Я выхожу наружу. Я выскальзываю из входной двери и быстро закрываю ее за собой.

Раймонд Лири качается, «поплыв» от последнего удара. Ноги его не держат. Его сносит на три шага в сторону, где он останавливается на месте и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. На лбу у него треснула кожа, а сам лоб черный и распухший; и из трещины струится кровь и стекает по его лицу – по утесу разбитого носа, по холмам дрожащих губ, по равнине широкого подбородка с ямочкой, – заливая накрахмаленную белую рубашку и галстук.

– Перестаньте, – говорю я.

Он смотрит мне в глаза и пытается понять меня, и я думаю, он понимает, потому что он дышит, а это то, что делают люди. Мы дышим. Мы думаем. Но мы иногда и злимся. Мы становимся вот такими печальными и безумными.

– Пожалуйста, прекратите, Раймонд, – говорю я.

И он, продолжая шумно дышать, делает шаг назад. Смущенный этим моментом. Смущенный мальчишкой перед ним. На противоположной стороне улицы, возле ларька с мясными пирогами и чипсами в соусе, несколько мужчин в рабочей одежде молча смотрят на эту сцену.

На улице тихо. Никаких проезжающих машин. Время застыло в это мгновение. Только бык и мальчик.

Я слышу его дыхание. Он выдохся. Он очень устал. Он иссяк. Что-то мелькает в его глазах. Что-то человеческое.

– Они не хотят выслушать меня, – жалуется он.

Он оборачивается к стеклянной стене и видит себя в зеркальном отражении.

– Я могу выслушать вас, – говорю я.

Он потирает правой рукой опухший лоб. Кровь, бегущая из раны, пачкает его пальцы, и он размазывает ее кругами по лбу. Размазывает через все лицо. Оно теперь красного цвета. Он поворачивается ко мне с таким выражением, словно только что пробудился ото сна. Как я сюда попал? Кто ты такой? Он трясет головой, не в силах в это поверить. И опускает голову, а рабочие, стоявшие у киоска с пирогами, теперь переходят дорогу; а Раймонд Лири, кажется, угомонился.

– Ты в порядке, малец? – окликает меня один из рабочих.

И в этот момент Раймонд Лири вскидывает голову и видит себя в зеркальном стекле; и он кидается на самого себя в зеркале, и его окровавленное лицо сталкивается с отраженным окровавленным лицом; и обе версии Раймонда Лири – настоящая и зеркальная – падают без сознания на землю.

Трое рабочих спешат через дорогу, окружая Раймонда Лири полукольцом.

– Он что, с катушек съехал, мать его за ногу? – спрашивает один из рабочих.

Я ничего не говорю. Я просто смотрю на Раймонда Лири. Он распластался на спине, широко раскинув руки и ноги, словно позирует для научного рисунка Леонардо да Винчи.

Кэйтлин Спайс осторожно выходит из двери офиса, глядя на лежащего на спине Раймонда. Длинная челка Кэйтлин нависает над лицом, легкий порыв ветра вздымает ее, как платье Мерилин Монро; и на солнце Кэйтлин выглядит еще прекрасней, потому что вся светится и двигается так, будто идет в замедленной съемке вне времени, вне жизни, вдоль края Вселенной.

Она подходит ко мне. Ко мне, Илаю Беллу. Мальчику в бегах. Мальчику в беде.

И нежно кладет ладонь на мое левое плечо. Ее рука на моем плече. Мальчик в бегах. Мальчик влюблен.

– Ты в порядке? – спрашивает она.

– Я-то порядке. А вот он?..

– Я не знаю, – отвечает Кэйтлин. Она пристально смотрит на Раймонда Лири, шагнув к нему поближе, а затем отступает, качая головой.

– Ты храбрый мальчик, Илай Белл, – говорит она. – Глупый, но храбрый.

Солнце теперь во мне. Солнце – это мое сердце; и весь мир – рыбаки в Китае, фермеры в Мексике, блохи на спинах собак в Катманду – зависит от восходов и закатов моего сердца, переполненного любовью.