Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

– Не прикармливай птиц, Илай, – говорит папаша, сидя с сигаретой перед кофейным столиком, задрав на него ноги и наблюдая за относительно новой брисбенской командой регби «Брисбен Бронкос», играющей с почти непобедимыми «Канберрскими Рейдерами», которых тренирует Мэл Менинга. Отец все больше проводит времени в гостиной, смотря телевизор вместе с Августом и мной. Он пьет меньше, но я не знаю, почему. Наверно, просто устал. Наверно, надоело убирать лужи блевотины и мочи. Я думаю, наше с Августом пребывание здесь пошло ему на пользу, и иногда размышляю – продолжала ли бы его жизнь неуправляемо катиться под откос, если бы нас тут не было. Иногда он шутит, и мы все смеемся, и я чувствую в этом сердечность, которую, думал, испытывают только семьи из американских телевизионных ситкомов: мои любимые Китоны из «Семейных уз» и Косби из «Дома Косби»; и действительно несколько странные Сиверы из «Проблем роста», суетливые, как бобры. Отцы в этих шоу проводят основную часть времени, разговаривая со своими детьми в гостиных. Стивен Китон – отец моей мечты – кажется, не умеет делать больше ничего, кроме как сидеть на диване или за кухонным столом, разговаривая со своими детьми об их бесчисленных подростковых бедах. Он слушает, и слушает, и слушает своих детей, и наливает в стаканы апельсиновый сок, и вручает его своим детям, и слушает еще немного. Он говорит своим детям, что любит их, рассказывая своим детям, что любит их.

Мой папаша показывает, что любит меня, складывая из большого и указательного пальца пистолет и стреляя в меня в тот момент, когда пукает. Я чуть не расплакался в первый раз, когда он так сделал. Он показывает, что любит нас, демонстрируя нам татуировку, о которой мы никогда не знали, на внутренней стороне его нижней губы: «Пошел ты!» Иногда, когда он пьет – он плачет, и просит меня подойти поближе и обнять его; и мне кажется странным прижимать его к себе, но это тоже хорошее чувство, когда его щетина трется о мои нежные щеки, как наждачная бумага; а также возникает странное и грустное чувство печали, потому что я понимаю, что он, скорее всего, действительно не прикасался физически к другому человеку, кроме как случайно, уже долгие годы.

«Прости, – хнычет он во время этих объятий. – Прости».

И я только предполагаю, что он имеет в виду «прости, что завез тебя на ту дамбу в ту безумную ночь столько лет назад, потому что я такой помешанный псих, но я стараюсь, Илай, я стараюсь очень-очень сильно»; и я обнимаю его крепче, потому что во мне есть слабость прощения; и я ненавижу эту слабость, поскольку она означает, что я, вероятно, прощу человека, который вырежет мне сердце тупым ножом, если он скажет, что ему оно нужно больше, чем мне; или скажет, что в его жизни сложный период кровавого вырезания сердец. В общем, к моему удивлению, обнимая отца, я чувствую, что делаю нечто хорошее, и я надеюсь, что вырасту хорошим человеком, потому что делаю это.

Хорошим человеком, как Август.

Август за кофейным столиком в гостиной считает деньги.

Эта благодарная удивленная улыбка Шелли Хаффман из того полуденного репортажа запала в душу моего брата Августа, такого сентиментального молчуна. Это зажгло что-то внутри него. Делая доброе дело, он пришел к пониманию, что, возможно, подобные вещи упускались в жизни братьев Беллов, Августа и Илая. Быть может, это то, для чего меня вернули обратно, безмолвно сказал он не так давно.

«Тебя не возвращали, Август, – сказал я. – Потому что ты никуда, глядь, не уходил».

Но он не слушал. Он был слишком вдохновлен. Добрые дела, осознал он, – это то, чего не хватает в жизни большинства семейств, вольно или невольно потворствующих мелким преступлениям в австралийских пригородах. Преступление, рассуждал он, – по своей природе эгоистичное занятие; все грабят и толкаются, и мошенничают, и воруют, и торгуют, и берут, и ничего не дают. Итак, последние три недели Август стучался в двери с ведерком для пожертвований от имени «Ассоциации поддержки больных мышечной дистрофией Юго-Восточного Квинсленда», обходя улицы Брекен-Риджа и близлежащих пригородов – Брайтона, Сандгейта и Бундалла. У него строгий режим и навязчивая идея. Он составляет карты и расписания своих маршрутов и встреч. Он проводил исследования в библиотеке Брекен-Риджа, используя демографию и статистику, чтобы найти в Брисбене обеспеченных людей, к которым можно постучаться; а на этой неделе ездил на поезде в другие районы – Асколд, Клейфилд, гнездо старых толстосумов Нью-Фарм и за реку, в сонную Булимбу; где, как однажды сказал нам Дрищ, вдовствующие бабушки держат толстые рулоны наличных в своих ночных горшках под кроватью, поскольку знают, что ни один уважающий себя грабитель или некто похуже, вроде члена семьи с липкими пальцами, никогда не будет тщательно изучать горшок с мочой старой леди. Я думал, что своеобразная манера общения Августа может помешать ему в сборе средств, но это, наоборот, оказалось его секретным оружием. Он просто держит свое денежное ведро с наклейкой «Ассоциация поддержки больных мышечной дистрофией Юго-Восточного Квинсленда» и делает жест, предполагающий, что он не может говорить, и большинство добросердечных людей (а когда вы постучите в дверь достаточного количества домов, то начнете понимать, что на самом деле состояние человеческого сердца по умолчанию – это доброта) принимают этот жест как означающий, что он глухонемой; и почему-то думают, что сам он – этот молодой человек с добрым лицом и ведром – живет с мышечной дистрофией. Возможно, мы все были бы гораздо более эффективными специалистами по общению, если бы побольше молчали.

– Почему я не могу покормить птиц?

– Это эгоистично, – заявляет папаша.

– Как же это эгоистично, если я делюсь с птицей своим бутербродом?

Папаша присоединяется ко мне возле переднего окна и смотрит на одноногого ибиса в нашем дворе.

– Потому что ибис не ест бутерброды с говядиной и солеными огурцами, – говорит он. – Ты даешь ему куски бутерброда, потому что хочешь чувствовать себя хорошим ради себя. Это эгоистичное мышление. Ты начнешь кормить птицу из этого окна каждый день, и она станет заглядывать каждый день, как будто мы гребаный «Биг Ростер»; и она приведет своих друзей, и тогда ни одна из этих птиц не получит силу без упражнений, которые им обычно требуются для поиска пищи трудным путем; таким образом, ты радикально изменяешь их метаболизм, не говоря уж о возникновении причины для широкомасштабной гражданской войны в сообществе ибисов Брекен-Риджа – они станут сражаться за то, чтобы быть первым, кто схватит твое угощение из говядины и огурчиков. Более того, ты вдруг получишь неестественно высокую популяцию птиц в одном месте, что повлияет на экологический баланс всей зоны вокруг Брекен-Риджа. Я знаю, что сам не всегда практикую это, но в основном, понимаешь – весь смысл жизни в том, чтобы поступать как правильнее, а не как легче. Потому что ты хочешь быть хорошим ради себя, а ибис внезапно проводит меньше времени на болотах, и больше времени на гребаной автостоянке плечом к плечу с голубями, и тогда мы получаем межвидовой контакт, и ослабление иммунной системы у птиц, и повышенные гормоны стресса, и от этого маленькая чашка Петри вдруг взрывается сальмонеллой.