Трент Далтон - Мальчик глотает Вселенную

Он сжимает руку в кулак, едва ли это осознавая, и идет дальше к автостоянке. Я выкладываю карты на стол:

– Я надеялся, что вы рассмотрите мою кандидатуру на должность одного из ваших стажеров…

– Это невозможно, – бросает он, обрывая меня. – Мы уже набрали стажеров на обозримое будущее.

– Знаю, но думаю, я могу предложить вам кое-что, чего другие не могут.

– О, вот как? Что, например?

– Историю для первой полосы, – говорю я.

Он останавливается.

– Историю для первой полосы? – улыбается он. – Ладно, давай послушаем.

– Ну, это сложно… – начинаю я.

Он немедленно отворачивается и идет дальше.

– Очень плохо! – говорит он.

Я снова догоняю его.

– Ну, это немного трудно объяснить прямо здесь, пока вы идете к своей машине…

– Чушь собачья! – произносит он. – Кук открывает Австралию. Гитлер вторгается в Польшу. Освальд убил Кеннеди. Человек покоряет Луну. Это все тоже были сложные истории. Ты уже и так потратил слишком много твоих любимых слов, целуя меня в задницу, так что я позволю тебе сказать еще три. Расскажи мне свою историю в трех словах.

Думай, Илай. Три слова. Думай. Но мой разум пуст. Я вижу только его кислое лицо и ничего больше в своей голове. Моя история в трех словах. Всего три слова.

Ничего. Ничего. Ничего.

– Не могу, – говорю я.

– Это были два, – сообщает он.

– Но…

– А это третье, – говорит он. – Извини, парень. Ты можешь подать заявку на следующий год.

И он уходит прочь, вдаль по подъездной дорожке под навес, заполненный дорогими автомобилями.

Я буду вспоминать это томительное чувство через цвет сегодняшней луны. Оранжевый полумесяц, похожий на ломтик дыни. Я буду вспоминать эти неудачи, разочарования и безнадежные случаи через граффити на бетонной стене напротив железнодорожной станции Боуэн-Хиллз. Кто-то нарисовал из баллончика большой эрегированный член, но его головка – впечатляющее изображение вращающейся Земли под словами: «Не задалбывай мир!»

На длинной бордовой скамейке под фонарем платформы я развязываю свой удушающий галстук и изучаю буквы алфавита, пытаясь найти три слова, чтобы рассказать свою историю. Илай Упускает Возможность. Илай Облажался Полностью. Илай Задалбывает Мир. Я путаюсь в буквах этого ужасного галстука.

И тут с другого конца скамейки доносится голос:

– Илай Белл!

Я оглядываюсь на голос и вижу ее. Мы единственные два человека на платформе. Мы единственные два человека на Земле.

– Кэйтлин Спайс! – говорю я.

Она смеется.

– Это вы… – говорю я.

Кажется, она видит что-то слишком сильное и удивительное в моем глупом лице с разинутым ртом и отвисшей челюстью.

– Да, – подтверждает она. – Это я.

На ней удлиненное черное пальто, ее длинные каштановые волосы рассыпаны по плечам. Ботинки «Доктор Мартенс». В прохладном воздухе ее бледное лицо выглядит светящимся. Кэйтлин Спайс светится. Может быть, именно так она привлекает к себе все ценные источники информации. Возможно, именно так она заставляет их раскрыться и выплеснуть наружу ее крупицы. Кэйтлин гипнотизирует их своим сиянием. Своим огнем.

– Вы помните меня? – спрашиваю я.

Она кивает.

– Да, – улыбается она. – И я не знаю, почему. Обычно я всегда забываю лица.

Поезд с грохотом подъезжает к платформе номер четыре перед нами.

– Я вижу твое лицо каждый день, – говорю я под шум поезда.

Она не слышит этого из-за шума.

– Прости, что?

– Да не важно, – говорю я.

Кэйтлин встает, вцепившись в ремешок коричневой кожаной сумки, висящей на ее правом плече.

– Тебе на этот? – спрашивает она.

– А куда он идет?

– В Кабултур.

– Мне… эммм… да-а. Это мой поезд.

Кэйтлин улыбается, изучая мое лицо. Она хватается за серебристый поручень у средней двери вагона и шагает в поезд. Он пустой. Только мы двое в поезде. Только мы двое во Вселенной.

Она садится в четырехместный отсек – два пустых места напротив двух пустых мест.

– Можно мне сесть тут с вами? – спрашиваю я.

– О да, ты можешь сесть здесь, – смеясь, говорит она царственным голосом.

Поезд отъезжает от станции.

– Что ты делал в Боуэн-Хиллз? – интересуется Кэйтлин.

– Я встречался с вашим боссом, Брайаном Робертсоном, по поводу своей стажировки, – говорю я.

– Серьезно? – спрашивает она.

– Серьезно.

– У тебя была встреча с Брайаном?

– Ну, не совсем встреча, – отвечаю я. – Я прятался за кустами в течение шести часов и подошел к нему, когда он покидал здание в девять-шестнадцать вечера.

Кэйтлин запрокидывает голову от смеха.

– И чем все закончилось для тебя?

– Ничем хорошим.

Она сочувственно кивает.

– Помнится, когда я впервые встретилась с Брайаном, то подумала, что там, возможно, скрывается сердце плюшевого мишки под внешним видом монстра, – говорит Кэйтлин. – Увы, нет. Там просто еще один монстр внутри, откусывающий головы плюшевым мишкам. Но он действительно лучший редактор газеты в стране.

Я киваю и смотрю в окно, пока поезд проезжает мукомольный комбинат «Старый Альбион».

– Ты хочешь стать журналистом? – спрашивает она.

– Я хочу делать то же, что и вы, – писать о преступлениях и вызывать у преступников нервный тик.

– Дело хорошее, – говорит она. – Ты знал Дрища Холлидея, я помню.

Я киваю.

– Ты давал мне некое имя, – продолжает она. – Я разузнала про него. Протезист.

– Титус Броз.

– Титус Броз, да. Я помню, ты начал рассказывать мне историю о нем, а затем умчался. Куда ты так спешил в тот день?

– Я торопился поскорей увидеться с мамой.

– С ней все было в порядке?

– Не совсем, – отвечаю я. – Но после того, как я ее увидел, с ней все было в порядке. Это мило с вашей стороны.

– Что именно?

– Задать такой маленький вопрос о моей маме – это мило. Я полагаю, вы научились этому как журналист спустя какое-то время.

– Чему научилась?

– Задавать приятные маленькие вопросы между большими важными вопросами. Я думаю, это заставляет людей чувствовать себя лучше, когда они с вами разговаривают.

– Наверно, так и есть, – произносит она. – Знаешь, я в конце концов решила немного покопаться насчет этого твоего спеца по конечностям, Титуса Броза.

– Вы что-то нашли?

– Я звонила нескольким людям. Все как один утверждали, что он самый добрый парень на юго-западных окраинах. Чистый, как стеклышко, говорили они. Честный. Щедрый. Жертвует на благотворительность. Защитник инвалидов. Я звонила нескольким копам, которых знала тогда в Моруке. Они сказали, что он всегда был столпом общества.

– Конечно, они так сказали, – хмыкаю я. – Копы – самые главные адресаты благодеяний его щедрой души.

Я смотрю в окно на оранжевый полумесяц.

– Титус Броз – плохой человек, который делает очень плохие вещи, – говорю я. – Этот бизнес с искусственными конечностями – просто прикрытие для одного из крупнейших героиновых синдикатов в Юго-Восточном Квинсленде.